мог утолить свою страсть… А та, другая, пока не более чем мираж и, возможно, останется им навсегда.
Он представил себе такой вариант: что, если он и Лизинку не получит, и Маркету потеряет. От такой бездонной пустоты у него в глазах потемнело. Но ведь я — пока еще я, Бедржих Влк, встрепенулся он, главный исполнитель, а не какой-нибудь там слюнтяй-интеллигент, которого две пизды могли бы положить на лопатки! Намеренно грубое слово вывело его из оцепенения. Все это чепуха, решил он. Ничего страшного не происходит, просто он едет с ученицей в служебную командировку. Да, он любит ее, а жене сообщил об этом, чтобы не осквернять ложью их многолетний союз. Но ведь он предупредил ее, что возраст девушки, а главное, непреодолимая пропасть в сорок четыре года не оставляют ему шансов; да он — как мужчина, как педагог и как палач — просто обязан был бы, изловчившись, плюнуть самому себе в лицо, если бы взял и попросту продырявил это дитя, словно барабан! Только ее ответная любовь позволит ему переступить через собственную тень, но пусть-ка Маркета сама скажет как женщина, можно ли на такое рассчитывать?
Он мог бы, конечно, и не ехать, но благословение, которое дал на поездку Нестор, возвращало училищу доверие, а главное — он не желал, отступив от принятого решения, потом провести остаток жизни в раздвоенном состоянии. Если он все-таки через три дня возвратится с девушкой, не изменившейся ни телом, ни душой, значит, не сострадание спасло их с Маркетой брак, просто он прошел боевое крещение. Тогда поездка обернется всего лишь эпизодом, о котором изредка будут вспоминать — он сентиментально, Маркета с горечью, — покуда его не развеет тихое дуновение подступающей старости. Влк представил себе сценку, похожую на рекламу в иллюстрированном журнале: Маркета и он возлежат в шезлонгах на палубе роскошного теплохода, соединив под пледом руки. Вечерний ветерок холодит кожу, разогретую тропическим солнцем, из-за моря встает огромная карибская луна. Они смотрят друг другу в глаза, лучащиеся любовью и благодарностью…
Луна всходила, но никак не отрывалась от кромки воды, хотя очертания ее уже утратили форму круга; она поднималась выше и выше, пока над горизонтом не проступил бледный, как фата-моргана, но сияющий лик Лизинки Тахеци. Влк вздрогнул, поглядел на часы и, стремительно поднявшись, схватил кожаный чемодан, плащ-пелерину, шляпу и выбежал в дверь. Второпях он не обратил внимания, что Маркета, вопреки обыкновению, ему не позвонила.
— У вас есть вещи для досмотра, девушка? — спросил таможенник. Лизинка наблюдала за солдатом, маячившим с автоматом в руках между поездом и бетонной стеной. В сторону локомотива он делал тринадцать шагов, в обратную — на один больше; таким образом, он неумолимо передвигался к хвосту поезда.
— Нет, — машинально ответил за нее Влк. Таможенник, до этого момента не отрывавший глаз от Лизинки, только теперь заметил его. Влк с опозданием понял: этот рослый красавчик считает, что он неотразим, а при своей должности и вовсе подобен богу.
— Вы — отец? — спросил он Влка на всякий случай вежливо, ибо Лизинка произвела на него потрясающее впечатление.
— Нет… — ответил Влк сконфуженно — его задели за самое больное место. Парень разозлился.
— Тогда лучше о себе побеспокойтесь, — бросил он пренебрежительно. — Предъявите чемодан.
Обращаясь к Доктору с просьбой устроить ему поездку, Влк, памятуя о случившемся с Машином и Шимсой, тем не менее шел на это без особого энтузиазма, просто иной возможности не предвиделось. Замкнутость девушки, а вернее, даже какая-то бесконечная отрешенность, казалось, совершенно не мешали ей в жизни — напротив, в сложной ситуации всякий раз кто-нибудь обязательно брался опекать ее. В чужой стране, не зная языка и обычаев, она окажется целиком в его власти. Сама по себе идея прокатиться за границу ни за что бы не реализовалась, если бы Влк не придумал простого, но гениального — как все, что он делал, — обоснования: ПУПИК (0002) впервые направляет делегацию стажеров — по официальной версии, гарантирующей соблюдение секретности и облегчающей поиск наиболее полной информации, — для возложения венка к памятнику жертвам лагеря смерти Хольцхайм-Нихаузен. Выбор данного малоизвестного объекта Влк объяснил необходимостью не привлекать внимания; истинная цель делала его план ценным вдвойне.
— Профессор! — с непривычной серьезностью обратился к нему Доктор, явившись на очередную Акцию.
Влк уже переоделся в спецодежду и немного нервничал. Вдобавок к личным неприятностям ему предстояло обрабатывать женщину, к тому же известную. Имя этой вагоновожатой прогремело в европейской прессе после того, как она направила свои трамвай в хвост процессии, организованной в честь революционного праздника, и твердила, что сделала это умышленно, — дабы быть повешенной. Из-за политического характера дела государство было скорее заинтересовано в ее пожизненной госпитализации. Однако психиатры, констатировав абсолютную вменяемость подсудимой, задали Влку работу, которая была ему совсем не по душе. Акции над женщинами неизменно вызывали взрыв возмущения в обществе, причем больше всего доставалось исполнителям, в то время как начальство, по обыкновению, умывало руки. Однако и сейчас у него хватило самообладания сосредоточиться на словах Доктора.
— Не будь мы давно знакомы, — продолжал Доктор, — мне следовало бы отказать в содействии, но доверие к вам заставляет меня согласиться с доводом, что успешная поездка лучше всего оправдает существование училища и поднимет его престиж. Правда, Инвестор требует — не буду скрывать, что и я вместе с ним, ибо на сей раз дело касается моей собственной, -
Доктор виновато улыбнулся, — шкуры, — требует, чтобы надежность предприятия была гарантирована самым убедительным образом.
Что-то знает, мелькнуло у Влка, или просто подыгрывает? Что ж, в таком случае звезды снова благосклонны ко мне!
— Поначалу, — произнес он задумчиво, чтобы Доктор поверил, будто присутствует при рождении новой идеи, — я хотел взять с собой Альберта Шкаха, первого ученика, но условие, поставленное вами, вынуждает меня заменить его кандидатуру на Лизинку Тахеци. В худшем случае я приобрету репутацию потрепанного дон -
Влк тоже улыбнулся и закончил:
— жуана, который переоценил свои возможности.
— Браво! — воскликнул Доктор, и Влк понял, что он действительно ни о чем не догадывается.
Тут Карличек вывел клиентку, и Влку пришлось попотеть, так как к этому моменту желание болтаться на веревке у нее окончательно испарилось. Он запоздало пожалел, что из-за чрезмерной щепетильности ни разу хорошенько не изучил 'двойную шимку' — изобретение Шимсы. Он в очередной раз убедился, что его нежелание обрабатывать женщин вполне объяснимо: мужчина, переламывающий шею женщине на глазах у присутствующих, поневоле чувствует себя не в своей тарелке. К счастью, даже чертовски трудные личные обстоятельства не повлияли на его профессиональные навыки. Он щелкнул пальцами, и Карличек сунул ей в рот кляп, а во влагалище — правда, тут было посложнее — запихнул тампон; как-то раз у одной клиентки от нервного потрясения началась менструация, и после того случая Влк не желал рисковать: как бы опять не показалось, что он ее зарезал. В то же время это был психологический трюк, который удался и на этот раз. Клиентка, шокированная тем, что Карличек шарит у нее между ног под холщовой рубахой, в какой-то момент перестала уворачиваться от Влка, держащего петлю наготове. Услышав короткий свист Карличека, означавший, что там, внизу, он закончил, Влк в одну минуту проделал все остальное: петля — на шею, толчок сзади под колени (клиентка потеряла равновесие), а затем знаменитый «триктрак» — и все это так искусно, что со стороны выглядело, будто дама поскользнулась, а он галантно ее подхватил. Затем он поспешил закончить разговор с Доктором, пребывавшим после такой Акции, конечно же, в благодушнейшем расположении духа.
В результате он сейчас находится на государственной границе вместе с необыкновенной девушкой, но зато — в целях конспирации — с обыкновенным заграничным паспортом, и поэтому какой-то наглец с завитым хохолком может безнаказанно измываться над ним. В данный момент тот безжалостно потрошил его чемодан, а Влку ничего не оставалось как молча предвкушать: погоди у меня, вот поеду обратно! В купе вошел пограничник с паспортами и локтем толкнул таможенника в бок — пора, мол, поезд отходит. Тут только красавчик заприметил большой круглый пакет, висящий над головой Лизинки.
— Это ваше? — осведомился он, насторожившись.
Лизинка не отрываясь наблюдала за автоматчиком. Теперь, поворачивая к хвосту поезда, он делал двенадцать шагов, а на обратном пути — на два больше; таким образом, он медленно, но неотвратимо
