увидел, как шагах в двадцати от них из темной подворотни показалась и тут же спряталась чья-то голова.
Лейтенант свернул в переулок, который вел к Южной бухте, а Петр продолжил свой путь. Слежка немного нервировала, но он решил не избавляться от «хвоста». Если это монархисты, решившие проверить его, то пусть убедятся, что новоиспеченный заговорщик не спешит с доносом в КОБ или в контрразведку. Если кто-то другой – узнает в лучшем случае секрет полишинеля: молодой офицер навещает девицу Щетинину на квартире ее родителей.
То ли слишком много было выпито за вечер, то ли отвлекли мысли о предстоящей встрече с Аглаей, – в любом случае Шувалов едва не поплатился за потерю бдительности. Буквально возле нужного ему дома дорогу внезапно загородили два оборванца. Один из них, высокий, широкоплечий, мог служить прекрасной иллюстрацией к произведениям писателя Горького о босяках, тем более что действительно не носил обуви. «Вылитый Челкаш!» – сразу подумал Петр. Его товарищ, тоже крепыш, но ниже почти на голову, хотя и шаркал по тротуару башмаками, но, без всякого сомнения, относился к той же категории населения. Правую руку он почему-то прятал за спину.
– Не угостит ли господин офицер папироской героев брусиловского прорыва? – насмешливо спросил «Челкаш».
– Не курю, братцы, – ответил поручик, испытывая лишь досаду от встречи с попрошайками. – Дайте пройти!
– Ты слышал. Клим? Их благородие брезгует нами, свободными гражданами России, – с неожиданной злобой выпалил высокий. – Мало мы их давили в семнадцатом! Ничего, сейчас наверстаем…
В следующее мгновение мимо уха Петра пролетел увесистый кулак, тут же следом – другой. Как ему удалось уклониться от смертельных ударов, Шувалов не смог бы объяснить. Скорее всего, сработали навыки, привитые Голиафом в ходе изнурительных уроков джиу-джитсу. Действуя также интуитивно, поручик нырком ушел вперед и проскочил мимо налетчика. За спиной послышались мощное «Эх!» и звук смачного удара. Развернувшись, Петр увидел, как «Челкаш» медленно оседает на мостовую, а его напарник, держа увесистую палку, растерянно смотрит на дело своих рук. Удар, предназначенный офицеру, пришелся высокому прямо в лоб.
Однако люмпен быстро оправился от растерянности и, снова замахнувшись палкой, бросился вперед. Шувалов спокойно шагнул навстречу. Несостоявшийся герой Горького так и не понял, почему он вдруг взмыл в воздух, чтобы затем со всего маху впечататься в тротуар. Петру же было не до разъяснений, поскольку первый из противников, непостижимо быстро очнувшись, обхватил его сзади руками. «Лучше бы ему не подниматься!» – мельком подумал поручик, с силой опуская каблук на ногу босяка. От резкой боли тот просто задохнулся в немом крике и немедленно разжал объятия. Захватив руку бандита приемом, который у японцев называется «выведение из дома нежелательного гостя», Петр развернулся, чтобы держать в поле зрения второго, продолжавшего лежать без движения.
– Не губите, ваше благородие! – вдруг зашептал «Челкаш», приседая от боли. – Все расскажу про того, кто нас подбил. Сотенную, гад, сулил… Ничего, я ему такую юшку пущу – волы в море не хватит отмыться. Только отпустите, господин поручик, я же еле стою. Болит все – мочи нет терпеть.
– Кто вас нанял? – спросил Шувалов, слегка ослабляя хватку.
– Не знаю, первый раз его видел. Одет прилично, как барин. Росту пониже вашего, лицо бритое. Велел поджидать возле этого дома армейского поручика, описал все приметы. Говорил: «Избейте так, чтобы на личности непременно следы остались». Грабить запретил. Наоборот, стращал, что, если затем по карманам шарить, денег нам не видать, да еще в милицию стукнет про гоп-стоп.
– Каким образом он собирался расплатиться?
– Назначил завтра быть в два часа на пристани Русского общества. Обещал там все отдать сполна.
Еще несколько минут Шувалов вытягивал из «Челкаша» приметы нанимателя. Тот хотя и старался, но больше ничего полезного сообщить не смог. Сказал только, что загказчик нападения на офицера обещал прислать к месту засады «контролера» («Ей-богу, так и сказал!»). Отпуская неудачливого «татя», поручик поинтересовался:
– Про брусиловский прорыв врал или правда был на фронте?
– Вот истинный крест, господин поручик! – босяк кинул руку ко лбу, но тут же болезненно скривился. – С пятнадцатого года в окопах. Награжден тремя «егориями», да из-за водки проклятой все потерял…
Когда Петр подходил к дверям квартиры Щетининых, в голове у него вертелись слова из прочитанного в детстве стихотворения: «С побоища рыцарь верхом прискакал…» Как он ни напрягал память, остальные строки вспомнить не удалось.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
На утреннее совещание в кабинете начальника контрразведки Шувалов все же успел вовремя. Однако трех часов, которые ему удалось поспать, явно не хватило для полноценного отдыха. В неиссякаемой жажде ласк Аглая напоминала путника, истомленного длительным переходом по пустыне и наконец-то припавшего к долгожданному источнику. Лишь к исходу ночи Петру удалось насытить ее страсть. Если бы не умение просыпаться в нужный час, он наверняка опоздал бы на службу.
Только неимоверные усилия позволяли ему должным образом воспринимать слова капитан-лейтенанта, а слушать следовало внимательно, поскольку день предстоял тяжелый. Около часа пополудни прибывал курьерский поезд из Петрограда, которым ехала комиссия. Распоряжением начальника штаба Петр с Жоховым наряду с флаг-офицерами должны были участвовать в ее встрече. До того момента следовало по-прежнему вести расследование – большая часть экипажа «Демократии» еще не успела дать показания.
Перед тем как отпустить сотрудников, Алексей Васильевич поделился новостью, полученной от друзей, служивших в Главном морском штабе, – в кулуарах Думы усиленно обсуждаются новые кандидаты на пост морского министра вместо адмирала Бахирева. При нынешних обстоятельствах здесь не было бы ничего удивительного, но, как удалось выяснить абсолютно точно, началось это до (!) получения известия о взрыве на «Демократии». Кроме того, в московской газете «Коммерческий вестник», до сих пор не проявлявшей интереса к флотским делам, появилась статья, полная нападок в адрес Бахирева. За словесной шелухой о героизме русских моряков, сражавшихся под командованием адмирала при Моонзунде, четко просматривался намек на его полную некомпетентность в деле управления министерством. У неподготовленного читателя вполне могло сложиться мнение, что министр лично довел линкор до гибели.
– Полагаю, господа, – сказал Жохов, нахмурившись, – на политическом Олимпе разворачивается очередная баталия. Казалось бы, какое нам дело? Тем, кто еще не понял, предлагаю вспомнить народную мудрость: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат». К тому же, если с вершины горы скатывается камень, он увлекает за собой другие, лежащие ниже. Боюсь оказаться пророком, но если мы не найдем настоящих виновников трагедии, то, в силу российской традиции, головы полетят со стрелочников, в числе которых окажемся и мы. Поэтому призываю вас утроить усилия, так как это в наших общих интересах.
Услышав это, два сотрудника – агенты наружного наблюдения – переглянулись с недоумением, потом с обидой уставились на Сомова. В ответ тот подмигнул и состроил гримасу, как бы говоря: «Успокойтесь, господа! Все прекрасно знают, что вы рыщете по городу без сна и отдыха. На то оно и начальство, чтобы требовать невозможного. Сказано – утроить, значит – утроим».
Покидая кабинет после совещания, прапорщик решил, что не даст отдыха ни себе, ни подчиненным ему «наружникам», но отыщет следы диверсантов. Этот его порыв души менее всего был вызван заботой о карьере. Дипломированный юрист всегда найдет себе место и в военно-судебном ведомстве, и тем более вне армии, поэтому Сомов пропустил мимо ушей притчу о катящихся с горы камнях. Просто он слишком уважал Жохова, чтобы не помочь ему в трудную минуту. Кроме того, погибший на «Демократии» Азаренков был его другом, следовательно, здесь имелся и личный момент. Наконец, Сомов привык хорошо делать любое порученное ему дело.
– Помните, коллеги, – напутствовал прапорщик агентов-«топтунов», – Алексей Васильевич велел найти Москвича, значит, мы должны разыскать сего господина хоть на дне моря. Начинайте с гостиниц, а я навещу агента Международного общества спальных вагонов, потом на вокзал. Поспрашиваю, вдруг птичка
