извините за невольный каламбур, но при схожих обстоятельствах. Военный корабль устаревает уже на стапеле, поскольку развитие техники не стоит на месте. Мы создавали эти линкоры с расчетом, чтобы они как минимум лет сорок сохраняли боевую мощь, а уже потеряли два, причем не в бою. Здравый смысл подсказывает – надо выяснить точные причины катастрофы. Относительно «Марии» царевы слуги нам не дали этого сделать по каким-то высшим соображениям. Ныне живем без царя, но, оказывается, существуют некие силы, которые также не заинтересованы в установлении истины.
На последние слова генерала Шувалов невольно кивнул и посмотрел на пепельницу. Крылов проследил его взгляд и, слегка улыбнувшись, сообщил:
– Как вы понимаете, поручик, перед отъездом из Петрограда у меня состоялась беседа с известным вам лицом. Он довел до моего сведения, что кое-кто из президентского окружения весьма яростно противился моему назначению в комиссию. Кроме того, вашему начальнику стало известно о недвусмысленном предложении, сделанном Зацаренному: заключение комиссии должно прямо возложить всю вину на морского министра. Чтобы капитан первого ранга получил возможность составить такого рода документ, ему надо возглавить комиссию. Добровольно я место председателя не освобожу. Если против меня предпримут какие-либо действия, вступит в силу план, разработанный полковником Артемьевым. Как вы изволили убедиться, в нем вам отводится ведущая роль. Должен признаться, начальством вы были охарактеризованы в превосходных степенях, что дает мне надежду на успех нашей миссии.
– Право, не знаю, ваше превосходительство, – смутился Петр, – насколько мне удастся оправдать ваши ожидания. Я не могу похвастаться большим опытом работы, но клянусь, сделаю все от меня зависящее.
– Молодой человек, – ласково похлопал Крылов поручика по плечу. – Позвольте дать вам один совет, которому я следую всю жизнь. Выполняйте порученное вам дело до конца честно, опираясь при этом на здравый смысл. Старайтесь в полную силу использовать разум, полученный в дар от Создателя, не забывая хранить в чистоте душу.
Получив такое напутствие, Шувалов оставил генерала наедине с горячей ванной, а сам, не заходя в свой номер, поспешил на поиски Жохова. Полученные из Петрограда инструкции требовали немедленного обсуждения. Он сбегал по широкой лестнице. когда его задержал негромкий окрик:
– Господин поручик! Не могли бы мыпоговорить?
Петр спустился еще на несколько ступеней. На площадке между первым и вторым этажами, наклеив привычную улыбку, стоял Блюмкин. Он выглядел, как большинство курортников в городе: белый костюм, канотье, в руках легкая тросточка. Только в отличие от прошлой встречи на его лице багровел ужасный шрам, спускавшийся от левого виска к скуле. «Весьма впечатляет! – мысленно восхитился поручик. – Любой воспитанный человек, заметив шрам, невольно отведет глаза и не запомнит черты лица. К тому же, по первому впечатлению комитетчика можно принять за офицера, получившего увечье на фронте, что невольно располагает к сочувствию».
– Чем могу служить? – спросил Шувалов, стараясь подавить неприятное чувство, вызванное неожиданной встречей. – К сожалению, я очень спешу, поэтому не могу уделить вам много времени. Господин… Простите, никак не могу запомнить вашу фамилию.
– Петров, Иван Кузьмич, – представился Блюмкин, слегка приподнимая шляпу. И снова улыбнувшись, поинтересовался: – А разве есть необходимость торопиться, когда наслаждаешься отдыхом?
– Увы, я снова на службе. Поэтому не взыщите, дела, – ответил Петр, намереваясь двинуться дальше.
– Неужели правду говорят, что вас в прибывшую из Петрограда комиссию определили? – вроде бы невзначай поинтересовался «курортник». – Тогда конечно, дел у вас много.
– Интересно, кто же об этом говорит? – поручик невольно стал втягиваться в разговор.
– Да так, – неопределенно махнул рукой собеседник. – Помните, как у Чехова в «Даме с собачкой»: «Говорили, что в городе появилось новое лицо…» Не правда ли, гениально? Одна фраза, а уже чувствуешь атмосферу замкнутого курортного мирка, где ничто не укроется от глаз томимого скукой общества. Жаль, конечно, в фильме не удалось передать сам дух великого произведения.
– То есть, вы хотите сказать, что служебные секреты здесь становятся предметом обсуждения праздной публики? – холодно спросил Шувалов, которого неприятно кольнуло упоминание экранизации чеховского рассказа.
– Да что вы! – повторил Блюмкин пренебрежительный жест. – Я не стал бы отвлекать вас по такому пустяку. У меня более серьезный повод, поэтому попрошу вас выслушать до конца и с максимальным вниманием.
Петр молча кивнул. Тогда комитетчик придвинулся ближе и заговорил, понизив голос:
– Господин Шувалов, начну с того, что вы мне искренне симпатичны. Я буквально чувствую, что в нас есть много общего, хотя судьба почему-то сводит нас в определенном противодействии. Не надо выпытывать от меня подробности, я сам знаю слишком мало. Прошу об одном, поверьте на слово и поступите так, как я прошу. Обстоятельства складываются не в вашу пользу, поэтому вам необходимо ради собственной безопасности покинуть Севастополь. Сошлитесь на фронтовые раны, на семейные причины, но уезжайте сегодня. Если нужно, я помогу вам получить любое медицинское заключение и билет на курьерский поезд.
– Правильно ли я вас понял, Иван Кузьмич, вы предлагаете мне, прошедшему фронт, бежать от неведомой опасности? – нарочито медленно задал вопрос Шувалов, выигрывая время на обдумывание ситуации.
На мгновение в глазах Блюмкина промелькнуло выражение досады, но тут же на лице снова появилась маска доброжелательности. Словно неразумному ребенку он стал втолковывать поручику:
– Бог с вами, Петр Андреевич, никто не сомневается в вашей храбрости. Только народная мудрость не зря напоминает о молодце, который переплыл море, да утонул в луже. В сравнении с некоторыми смертельно опасными играми, передовая линия во время обстрела может показаться тихой заводью. Чтобы вам было понятно соотношение сил, представьте, что на вас, вооруженного лишь револьвером, надвигается боевая машина, с легкой руки англичан прозванная танком. Немцы на Сомме бежали от одного вида ползущих на них бронированных чудовищ.
Теперь пришла пора улыбнуться Шувалову. У него вдруг возникло стойкое убеждение, что комитетчик блефует. Не так уж Блюмкин уверен в своих силах, если пытается попросту запугать его. В любом случае Петр и не думал спасаться бегством, поэтому, завершая разговор, сказал:
– Благодарю, господин Петров, за заботу, но я никак не могу воспользоваться вашим предложением. Кстати, на прощание примите к сведению: применение танков на поле боя выявило множество недостатков у этих боевых машин. При определенных условиях храбрый человек с револьвером вполне может одолеть любое чудовище, в том числе и бронированное. Посему разрешите откланяться. Честь имею!
– Что же, это ваш выбор, – услышал поручик за спиной, но не стал оборачиваться, а поспешил к выходу.
Он пересек половину вестибюля, когда заметил, что к нему целенаправленно движется милицейский офицер в сопровождении двух широкоплечих унтер-офицеров. За ними со смущенным видом плетется знакомый капитан из комендантского управления. Милицейский чин встал на пути и спросил:
– Поручик Шувалов?
Получив утвердительный ответ, он провозгласил с видимым удовольствием:
– Вы арестованы по подозрению в убийстве лейтенанта флота барона Мирбаха. Извольте сдать оружие и следовать за мной.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
– Советую вам сразу во всем сознаться, и тем облегчить душу, а также свою участь. Уверяю вас, запирательством вы только усугубите вину в глазах суда.
Эти слова следователь, официально представившийся коллежским секретарем Александром Евсеевичем Рогачевым, произнес с какой-то особенно доверительной интонацией. Он нисколько не напоминал хрестоматийного Порфирия Петровича, наслаждавшегося психологическим поединком с преступником и походя констатировавшего: «А ведь это вы убили». Несомненно, Рогачеву ближе было амплуа
