Пренебрежительно скривив губы, я молча подняла сумку и пальто и искоса посмотрела в сторону служащих, которые к этому времени окончательно бросили притворяться, будто перекладывают в вазы шоколадное печенье, и бессовестно подслушивали наш разговор. Я холодно поблагодарила Уильяма за встречу.
— Я скажу Дорне, что вы выглядите… э-э… — блеяла я, пытаясь найти подходящее описание, — … хорошо.
Уильям молча смотрел на меня. Немытое лицо исказилось раздраженной гримасой. Похоже, он сообразил, что я ухожу и оставляю его здесь.
— Ну и ну! — тоскливо протянул он. — Я и пришел сюда только потому, что думал перепихнуться. Но на этом все! Больше никаких одолжений сестрице!
Одолжений сестрице?!
О чем он? Это я заявилась сюда с миссией милосердия! Неужели Дорна дала ему понять, что именно я нуждаюсь в помощи? Ее отчаявшейся подруге суждено остаться навеки одинокой, но для ровного счета и он сгодится, да еще, возможно, получит некий бонус в виде секса? Неужели она действительно способна на такое?!
Но хорошенько расспросить Уильяма так и не удалось, потому что он, как ребенок, которому сказали: «Никаких «Войн Роботов», пока не приведешь в порядок комнату», — уже потопал из кафе и зашагал по улице, даже не оглядываясь.
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Вот что происходит, когда встречаешься с викингом!
Одарив служащих прощальным взглядом «хотя бы погодите, пока отойду на достаточное расстояние», я возвратилась в отель, сложила вещи и отправилась в Данию.
Мужчина, сидящий передо мной в самолете на Копенгаген, безумно нервничал всю дорогу. Такого я еще не видела. Он пыхтел и скрипел зубами словно в припадке. В какой-то момент меня разбудил вопль «О Господи!», за которым последовало уже знакомое пыхтение.
Никто не смотрел фильм. Все смотрели на него.
Мне не стоило принимать это за дурной знак, но я ничего не могла с собой поделать. Настроение было хуже некуда. Я по-прежнему злилась: чуть меньше на Уильяма, чуть больше на Дорну. Что она наговорила брату?!
И хотя в Копенгагене у меня было только два свидания, боюсь, я и думать о них не желала.
Дождь, хлеставший над Копенгагеном, не улучшил моего настроения. К тому времени как свидание с Дарсом было окончено, Христиания утопала в воде.
Христиания возникла на месте снесенных военных казарм, на самой границе с центром Копенгагена. Захваченная скваттерами[10] в 1971 году, она была объявлена свободной зоной и стала приютом для восьмисот человек. Еще семьсот работали в этом районе.
Христиания была самоуправляющейся общиной, где запрещалось пользоваться автомобилями и которая функционировала как коллектив. Здесь имелись своя школа, программы по переработке вторичного сырья и малые предприятия, которые обслуживали и местных жителей, и туристов, толпящихся тут в основном, чтобы купить марихуану, открыто продающуюся на Пушер-стрит.
Само существование Христиании было откровенным выражением гражданских свобод. Я любила это состояние общности, испытанное еще в студенческие годы, когда жила в кооперативном доме в Лидсе. Но смогу ли я найти свою Родственную Душу в этой общине?
Очередной кандидат, Ларс, только что порвал со своей подружкой. Его друг Весси, который был другом моего друга Керка, решил, что встреча со мной немного поднимет дух Ларса. Сама я понятия не имела, подняло ли это дух Ларса, но лично я впала в ужасную депрессию.
— Я здесь только потому, чтобы не сидеть одному дома, — заявил он, не успев поздороваться.
Наше свидание заключалось в трехчасовой прогулке по грязным тротуарам Христиании под проливным дождем. Все это время Ларс изливал мне душу. Подружка бросила его ради другого; он хороший парень, который трудится с утра до вечера; она никогда не ценила его; он слишком хорош для нее; что такого потрясающего в этих мачо?..
Несмотря на то обстоятельство, что Ларса недавно бросили, мне он казался одним из тех людей, которые ко всему относятся ужасно, все отрицают и всех ненавидят.
Когда мы прощались, мне захотелось спросить номер телефона его бывшей подружки. Может, удастся посидеть вместе за выпивкой и хорошенько перемыть ему кости?
После свидания с Ларсом я плохо спала ночью. Его пессимизм тяжелым туманом висел надо мной и заставлял терять веру в собственный успех. Но не потому, что Ларсу не повезло в любви. Просто я опасалась, что остальные кандидаты окажутся такими же, как этот.
Назавтра я должна была встретиться с Полом, шеф-поваром одного из копенгагенских ресторанов. Мы оба были слишком заняты, чтобы созвониться или списаться по электронной почте, но моя подруга Джорджия условилась о встрече на скамье Поцелуев в садах Тиволи, викторианском увеселительном парке с аллеями для верховой езды, уличными оркестрами и великолепными цветниками. Сады Тиволи были одним из моих любимых мест, и там я надеялась немного развеяться.
Но четыре часа спустя, сидя в одиночестве на скамье Поцелуев под нестихающим дождем, я поняла, что меня кинули. Пол и не подумал прийти. Мне не следовало так расстраиваться, но я приняла это как оскорбление на свой счет — он не только не захотел меня видеть, но даже не позаботился дать мне знать, что не явится.
Слишком пристыженная, чтобы связаться с Джорджией, и слишком несчастная, чтобы заняться чем- то еще, я вернулась в отель, где долго отмокала в горячей воде и плакала.
Глава 5
ФРАНЦИЯ
Я люблю Скандинавию. Не народ, как и голландцы, кажется либеральным и неглупым, ничуть не кичась по этому поводу. По контрасту французы, например, надменно элегантны, как «старые деньги» в Ас- коте. Но после двух нес частных свиданий в Копенгагене, не говоря уже о стокгольмском Уильяме, я была искренне рада очутиться в утонченном космополитизме Парижа. Полная смена сцены и атмосферы мне не повредит.
В последний раз я была в Париже с Келли. Мы праздновали нашу четвертую годовщину. После долгих пререканий и нытья он согласился отправиться в бар «Будда». Очевидно, пиво оказалось, чересчур, дорогим, официанты, чересчур, задирали нос — словом, поход обернулся полной неудачей.
Если бы я не путешествовала ради свиданий, думаю, тихо возненавидела бы большинство городов, содержащих крохотные злобные капканы, расставленные Келли, — болезненные или раздражающие воспоминания, возникающие из ниоткуда. Но я была полна решимости стать одной из тех, в ком горечь жива только до тех пор, пока они общаются с людьми, ставшими причиной этой горечи.
И если я сойду с пьедестала мученицы и хотя бы на секунду стану честной сама с собой, окажется, что Келли не единственный, о ком я думала, прилетая в Париж. Есть еще один — необузданный, сексуальный и… мертвый. Мой роман с солистом «Дорз» Джимом Моррисоном длится довольно давно. Последние пять лет я раз шесть посетила его могилу либо как часть программы, либо с друзьями.
Меня всегда занимало, что Джим Моррисон, параллель Элвиса, сексуальный бунтарь, опустившийся и
