Шипение и свист усилились. Лицо стремительно съеживалось. Тело теряло в росте и тонуло в складках одежды, сама же одежда тряпкой повисла на двойнике Эдварда. С головой уйдя в свое платье, принц все уменьшался и уменьшался, даже когда вся вода стекла на землю.
Джим отступил назад. На глазах у всех присутствующих принц, стоявший между Мальвином и королем, становился все меньше и меньше, пока вовсе не исчез; на земле осталась лишь груда тряпья.
Каролинус стремительно развернулся на каблуках.
– Департамент Аудиторства! – рявкнул он.
– Я здесь, – раздался поразительно глубокий бас в четырех футах от земли.
– Отметь получше вопросы и ответы, которые ты сейчас услышишь, – сказал Каролинус. – Джеймс?
Джим оторвал глаза от кучи одежды, лежавшей на земле, и взглянул на Каролинуса, Хотя он и знал, что произойдет, если он плеснет в лицо принцу водой, случившееся все равно потрясло его. Он чувствовал себя едва ли не убийцей.
Глаза Джима встретились с глазами Каролинуса.
– Джеймс, – начал волшебник, – была ли та вода, которую ты использовал, действительно водой, и ничем, кроме воды?
– Обычная вода, – отвечал Джим. – Я взял ее несколько часов назад из ручья. Сэр Брайен видел, как я вылил из фляги вино и наполнил ее водой.
– Клянусь волей Всевышнего, я видел это, – дрожащим голосом подтвердил Брайен.
– Зачем ты облил водой поддельного принца? – спросил Каролинус.
– Зачем… – Джим сглотнул слюну. – Я ведь знал, что от воды он растает. Я знал, что эти подобия всегда делаются с помощью волшебства из свежего снега с горных вершин.
– А кто тебе сказал, что подобия делаются из снега? – вопрошал Каролинус. – Кто сказал тебе, что предмет, изготовленный таким образом, растает, если ты плеснешь на него водой, как тает мокрый снег?
– Об этом, – ответил Джим, – не раз говорилось в волшебных сказках в… словом, там, откуда я прибыл.
– Ты все слышал. Департамент Аудиторства? – спросил Каролинус.
– Я слышал, – отозвался бас.
Голос волшебника стал поспокойнее. Он был почти вежлив.
– Ну вот, пока все, – сообщил он. – Джим, отойдем немного: мне надо поговорить с тобой.
Он развернулся, даже не взглянув на Мальвина, да и у Джима не было никакого желания рассматривать этого мастера магии. Он уже двинулся за Каролинусом, да тут среди людей, стоявших перед ним, началась суматоха. Семеро латников несли кого-то на изрубленном щите, словно на носилках. Один воин поддерживал голову раненого – шлем уже сняли, – и двое держали ноги, не уместившиеся на щите. Они вынесли раненого на открытое пространство и осторожно опустили его рядом с флагштоком.
– Жиль! – воскликнул Джим. И тут разом случилось два события.
– Вы свободны, – раздался незримый бас, и в тот же миг мимо Джима промелькнула худощавая фигурка в голубом камзоле и упала на колени перед телом, лежащим на щите.
– Мой храбрый сэр Жиль! – зарыдал настоящий принц. – Как мне отблагодарить тебя за это и за все, что ты сделал ради спасения меня – моей жизни и моей чести?
В лице Жиля, покоившегося на импровизированных носилках, не было ни кровинки. Его губы зашевелились, но Джим не смог расслышать ни единого звука. Принц схватил обмякшую руку Жиля и прижал ее к своим губам. Доспехи на теле рыцаря были изрублены на куски, причем казалось, каждый из них был густо залит кровью. Теолаф опустился на колени по другую сторону от Жиля и принялся мокрыми тряпками стирать кровь с ран, надеясь остановить кровотечение.
И вдруг среди воинов поднялась новая суматоха. Плотный круг рыцарей и латников развалился, будто его пронзили тараном. В открывшийся между людьми проход въехали на конях четыре рыцаря. Их предводитель, плотный человек крепкого телосложения, остановил коня в шаге от флагштока. Он спешился, снял шлем, и все присутствующие увидели его круглую седоватую голову, коротко подстриженную бороду, подернутую нитями седины, и тяжелое, жесткое лицо. Незнакомец преклонил колено перед королем Иоанном.
– Ваше величество, – начал он, не удостоив даже взглядом Джима, Брайена и прочих, – простите меня за то, что я прибыл сюда так поздно, но весть о вашем пленении англичанином только сейчас достигла моих ушей. Я, с вашего разрешения, Роберт де Клиффорд, граф Камберлендский, командующий английскими силами здесь. Мы сожалеем, что такой монарх и рыцарь, как вы, был вынужден сдаться. Однако этот факт ставит перед нами новые вопросы, которые следовало бы скорее разрешить. Раз уж вы стали английским пленником, то готовы ли вы признать англичан победителями и приказать своим французам оставить поле боя?
– Встаньте, граф Роберт, – холодно молвил король Иоанн, – вы стали жертвой недоразумения. Я действительно сдался, но не англичанину, а французу – графу д'Аврон, и приказал сложить оружие только рыцарям, входящим в число моей личной стражи. Не вижу причин сдаваться вам, поскольку исход битвы по-прежнему неясен.
Он вновь взглянул на поле боя, и все присутствующие последовали его примеру. Сейчас и вправду тяжело было предсказать, кто победит. Насколько хватало глаз, повсюду продолжалась борьба – кто бился один на один, кто – небольшими группками. Однако сплоченности у этих группировок не было, и невозможно было обнаружить четкий воинский строй хотя бы у одной из сторон. Так что предсказать можно было разве что исход того или иного поединка, но уж никак не общего сражения.
Граф Камберленд помрачнел и поднялся на ноги.
– И все же ваше величество, наверное, понимает, что никакого прока в продолжении битвы нет, – произнес он. – Ей может положить конец только смерть множества французов.
