дощатый настил, он усадил на полотнище Надю и завернул ее в брезент.
'Так теплее?' - участливо спросил он.
'Не очень...' - откликнулась девушка.
Пламя костра постепенно стало все же немножко согревать. От сырой одежды начал подниматься пар.
'Послушай, Юра' - вдруг заговорила Надя. - 'А что стало с нашими ребятами?'
Сухоцкий не обратил внимания на необычную фамильярность обращения.
'Большинство успело уйти' - ответил он.
'Большинство? Значит, не все?' - встревожилась Надя.
'Не все', - подтвердил Юрий. - 'Трое погибло'. - Он не стал говорить о Тане Гаврилиной, судьба которой занозой сидела у него в памяти, не давая совести покоя. Не сказал он и о тех троих, что не успели вскочить в БТР и пробирались в Зеленодольск сами - по той простой причине, что он об этом и сам ничего не знал.
'А почему ты не ушел со всеми?' - снова задала вопрос Надя.
'Я командир. Я отвечаю за каждого из вас. Не мог же я тебя бросить', - пожал плечами Сухоцкий.
'Значит, ты остался из-за меня?' - допытывалась девушка.
'Да', - коротко ответил Юрий, и тут же счел нужным добавить, - 'но я остался бы ради любого своего бойца'.
Этот ответ не очень-то обрадовал Надю и она умолкла. Они сидели в тишине. Фюзеляж наполнился дымом, евшим глаза и затруднявшим дыхание. Однако стало заметно теплее, да и дым от горевшего дерева немного отбивал трупной смрад. Возможно, в самолете, помимо трупа в пилотской кабине, который Юрий, кривясь от отвращения, выкинул через бортовой люк, были и еще трупы, не замеченные в темноте.
Через несколько минут девушка снова нарушила молчание:
'А ты знаешь, как выбраться отсюда?'
'Завтра', - односложно ответил Юрий.
'Что - завтра?' - не поняла девушка.
'Завтра я буду знать, как отсюда выбираться', - пояснил Юрий. - 'А сейчас нам выбираться ни к чему. Лучше сидеть здесь'.
Сухоцкий встал, перевернул сохнущую одежду, пошевелил костерок и добавил в него обломков досок. Пламя вспыхнуло веселей.
'Ботинки плохо сохнут' - озабоченно промолвил Юрий, опускаясь на место. И, повернувшись к Наде, протянул ей половину бортпайка пилота. - 'На, подкрепись пока'.
Жевали молча, затем лизнули немного концентрированного сока из тубы и запили все это водой из фляги. Затем Надя снова заговорила:
'А мне почему-то не хочется торопиться в Зеленодольск'.
Юрий насторожился.
'Если бы можно было остаться в том домике, я бы, ей-богу, не отказалась там пожить еще немного' - продолжала Надя.
'Ага, вдвоем' - стараясь не казаться чрезмерно язвительным, как бы поддакнул ей Сухоцкий.
'Ага', - ответила Надя, вроде бы не обращая внимания на язвительные нотки, сквозившие в голосе Юрия. - 'Разве плохо?'
'Конечно, неплохо' - тем же тоном продолжал Сухоцкий. - 'Ты себе лежишь, я о тебе забочусь, кормлю-пою, одеваю-раздеваю, в туалет на руках ношу...'
'А как же еще?' - уже довольно игриво произнесла Надя. - 'Так и должно быть. Я же все-таки девушка, а ты - мужчина. Ты и должен обо мне заботиться'.
'Я и забочусь' - сухо отпарировал Юрий. - 'А вообще-то - пустой разговор. Мы должны быть в Зеленодольске как можно скорее. Ты уже большая девочка, должна понимать сама'.
'Я понимаю' - обиженно протянула Надя. - 'Но так хочется ...' - она не договорила и умолкла.
'Мне тоже хочется', - неожиданно для себя самого произнес Юрий, и тут же оборвал сам себя, - 'но сейчас не время и не место'.
Сухоцкий еще раз поправил теплую, но все еще немного влажную одежду, сел на место и продолжил попеременно напрягать и расслаблять мышцы - занятие утомительное, но позволяющее держать тело в разогретом состоянии.
'Если бы не война, мы бы никогда не встретились...' - задумчиво протянула Надя и спросила, повернувшись к Сухоцкому - 'а что ты будешь делать, когда война кончится?'
Сухоцкий долго молчал, потом медленно проговорил:
'Боюсь, наша война будет тянуться очень долго. Очень. И вряд ли разумно строить планы на послевоенное время'.
'Так что, мы обречены? Мы все время будем воевать? Все время драться с бандитами? И ничего хорошего больше нас впереди не ждет?' - в потоке вопросов явно слышалось разочарование.
'Да, впереди многие годы войны' - еще раз подтвердил Юрий. - 'Но это вовсе не значит, что впереди у нас нет больше ничего, кроме схваток с бандитами. Забот хватит и помимо стрельбы, погонь, засад и прочего в том же духе. Другое дело, что заниматься всякими мирными обязанностями придется, не выпуская хотя бы из одной руки автомата' - пояснил он свою мысль.
'Ну тогда - что бы ты хотел делать, помимо войны?' - не отставала Надя.
'Помимо войны? О, дел нам всем хватит. Выше крыши. Людей осталось чуть, горстка. А надо как-то восстанавливать жизнь, чтобы не откатиться в дикость, в каменный век. Дел-то хватит. Хватит ли у нас сил? Вот что меня беспокоит...' - говорил Юрий.
'Да, людей совсем мало осталось', - согласилась Надя. - 'Будет ли когда-нибудь их снова столько, сколько было до войны?'
'А это и от вас зависит', - чуть усмехнулся Сухоцкий.
'От кого - от нас?' - спросила Надя, уже начиная понимать, что имел в виду Юрий.
'От вас, от женщин. Сколько сможете родить, да выкормить, столько и будет народу'.
'Ага!' - вскинулась Надя. - 'Мы, значит, должны рожать, да выкармливать, а остальное, выходит, уже не наше дело?'
'Я так не думаю' - серьезно произнес Юрий. - 'Для роста населения, может быть, так и было бы лучше. Но так не выйдет. Женщин нельзя отстранить от прочих дел, иначе не получится удержать хоть что-нибудь от нашей прежней цивилизации. Мне не хотелось бы жить в патриархальном обществе. И мне не хотелось бы, чтобы мои дети жили в таком обществе'.
'А у тебя есть дети?' - заинтересованно спросила Надя.
'Нет' - ответил Сухоцкий. - 'И при нынешних обстоятельствах можно было бы даже сказать - к счастью'.
'Что же, теперь тебе совсем не хочется иметь детей?' - продолжала допытываться Надя.
'По-моему, только что кто-то другой весьма неодобрительно смотрел на перспективу деторождения', - попробовал отшутиться Юрий. - 'Так что даже если бы я и хотел...'
Это была неудачная фраза. Сухоцкий скоро понял это. Но сейчас он встал, проверил одежду и удовлетворенно пробормотал:
'Ну вот, все сухое, все тепленькое...' - И уже громче добавил - 'Можно одеваться. Только, прежде чем облачаться в сухое, давай-ка я разотру тебя водочкой. Спиртом бы лучше, но чем богаты...'
Сухоцкий, не обращая внимание на вялое сопротивление Нади, вытащил ее из брезента, в который она куталась, заставил лечь на живот и с усилием стал растирать водкой. Затем он перевернул ее на спину, опять не обращая внимания на протесты, и растер водкой грудь. Тут же натянув на нее фланелевую рубаху, подобранную накануне в домике, камуфляжные штаны и гимнастерку, носки, он снова завернул ее в брезент.
'Ботинки еще не просохли' - с сожалением констатировал он.
Затем Сухоцкий оделся сам. Подумав несколько секунд, он все-таки натянул ботинки и затоптал костер. Отдельные угольки и края досок настила, в котором прогорела внушительная дыра, продолжали тлеть. Выламывая доски штыком, Юрий отделил те из них, которые занялись, и выкинул их через выбитый
