Пяльцин бодро отрапортовал:
'График поставки горючего составлен, наливники выделены, группы охраны сформированы и проинструктированы, боевые машины из состава моего батальона для дежурства назначены'.
Калашников покачал головой, в которой поблескивало немало седых прядей:
'Смотрите... А то будет как в прошлом году, когда в Пуликово увели у нас из-под носа две цистерны с соляркой!'
Пяльцин промолчал, считая ниже своего достоинства пускаться в оправдания, затем промолвил:
'Есть еще новости. Мильченко передал. По его информации, какие-то катера, - предположительно, литовские, - несколько раз крутились по ночам у буровой платформы, правда, на почтительном расстоянии. Вообще, он полагает, что литва активизировала разведку вдоль морского побережья'.
'Плохо!' - отрывисто бросил Виктор, сразу посерьезнев. - 'Из-за посевной мы вряд ли сможем усилить патрулирование берега. А если с севера и вправду готовят какую-нибудь пакость? В лоб они уже не полезут - ученые. Да и сил у них сейчас не густо. Пакость же какую-нибудь сотворить исподтишка - с них станется'. Он дернул щекой и сказал:
'На буровой ведь у нас два крупнокалиберных пулемета?'
'Один, но в бронированной башне от БТР'.
'Надо бы поставить еще один. Да подкинуть им туда гранатомет - и не разовый, а РПГ-16 или РПГ- 29. Распорядись немедленно. И еще - все-таки оторви от себя еще троих бойцов и поставь там круглосуточное наблюдение на опорах у самой воды'.
Уже через два дня информация Сергея подтвердилась. Целая флотилия катеров, поддерживаемая сторожевиком, в предрассветных сумерках, с моторами, работающими тихонько, на пониженных оборотах, пыталась подобраться к буровой. Часовой вовремя поднял тревогу. Началась суматошная пальба, и литовские катера, уже не скрываясь, рванулись на полном ходу к буровой. Однако когда крупнокалиберные пулеметы разнесли в щепки один из катеров и серьезно повредили несколько других, когда сумерки прорезал огненный след противотанковой ракеты (впрочем, не поразившей никакой цели), литовцы почли за благо отойти. Ретировалась и черная надувная лодка с подвесным мотором, с которой трое аквалангистов уже собрались было подобраться к опорам, чтобы заминировать их.
Напоследок сторожевик стал обстреливать буровую из 57-мм пушки, успев нанести ей порядочный ущерб. Однако вскоре сторожевик (гордо именовавшийся в литовском флоте фрегатом ) вынужден был больше заботиться о собственном спасении, нежели об атаке на буровую. Поднятый по тревоге экраноплан выскочил на несколько секунд из-за береговых дюн, обстрелял самое мощное судно литовцев и тут же скрылся. На этом сражение по существу закончилось. Очередь из авиационной пушки повредила управление, и сторожевик вынесло на мель. Узнав об этом, Калашников поднял последний имевшийся у него в Зеленодольске резерв - два отделения пехотинцев - и через 2 часа сторожевик, оказавшийся под прицелом самоходки пограничников, был брошен командой и занят пехотинцами, подобравшимися к нему на шлюпке.
Над морем вставало солнце, окрашивая песок пляжа и дюны в розоватые тона. День обещал быть солнечным и теплым.
Глава 1. Побег в неизвестность
...Сельцо наше, Прямоторовка, лежит километрах в 8 от моря, как раз на пути между Ясногорском и янтарным карьером. Нельзя сказать, что с этим делом нам шибко повезло. Ясногорские бандиты, забравшие под себя янтарный карьер, нередко заглядывали к нам в Прямоторовку по пути из Ясногорска в поселок Солнечный Камень и обратно. Не то, чтобы это сильно увеличивало наши тяготы, вроде всяких поборов (хотя, конечно, бандиты, проезжая, что-нибудь да прихватывали сверх обычной дани). Просто от бандитов только и жди какого-нибудь непотребства. Да и неудобств лишних хватало.
Особенно не повезло охотникам нашим. Охотой в здешних лесах можно было немало добавить к пропитанию - дичи хватало. После того, как край обезлюдел, живности расплодилось в достатке. Да бандиты строго-настрого запретили деревенским иметь огнестрельное оружие. Кто жил от них подальше, рисковали нарушать запрет. А прямоторовским приходилось держать ухо востро. У кого находили ружьишко - беда. Хорошо, просто изобьют до полусмерти. А то пристрелят под горячую руку, да семью разорят! Так за последние годы двое селян расстались с жизнью. Ну, правда, один сам был виноват. Он вместо ружьишка на охоту с автоматом ходил.
Так что охотились теперь прямоторовские только со всякими допотопными самострелами, да капканы ставили. А ружьишки (у многих ведь они были, прежде-то за них не взыскивали) кто выбросил от греха, а кто схоронил подальше да понадежнее. И то сказать, патроны-то к ружьям достать сделалось и вовсе невозможно. Те, что жили у границы, иной раз ухитрялись выменять толику боеприпасов у контрабандистов - польских ли, литовских ли. Да в Зеленодольском районе у тамошних крестьян по немалой цене можно было чуток прикупить - ну, так за теми была немалая воинская сила, что и говорить. Можно свои патрончики и продать повыгоднее... Прямоторовским же опять не повезло - к ним контрабандисты не захаживали, а в Зеленодольский район пробираться - можно и голову сложить. Не жаловали Ясногорские-то тех, кто от них в другие края податься захотел.
В тот майский день на Прямоторовку накатила новая напасть. Заявились в село трое бандитов, да на легковом автомобиле. Последние годы прямоторовские наши изредка видели только грузовики, на которых приезжали Ясногорские. Тут же и слепому было видно - не простая братва заявилась, раз у них резина целая и чистый бензин есть, чтобы на 'Опеле' разъезжать!
И потянуло эту троицу на баб. Надо же такому случиться, что нарвались они на дочку старосты, Петровича. А у того немецкая винтовка была припрятана. Ну, и не стерпел мужик. Ухлопал враз тех двоих, что его дочку прямо у калитки поймали да разложили. А третий мигом протрезвел, в машину чисто угорь нырнул - и ходу. Тут Василий Коменский, пришлый, что после войны из города пришел, тоже из хаты выскочил, да начал по 'Опелю' из ружья палить. Да только пустое! Ушел тот, на 'Опеле'. После этого все и началось...
Василий Коменский залез в подпол и стал лихорадочно выгружать оттуда всякие мешочки да свертки. Настя и ее мать взирали на него с недоумением.
'Чего смотрите!' - с досадой воскликнул Василий. - 'Все, конец. Теперь бандиты всех нас со света сживут! Только я за дешево жизнь свою не отдам. А вы уходите! Немедленно, пока не поздно!'
'Никуда я не уйду' - тихо, но твердо сказала мать. - 'Если и помирать, то все равно вместе. А ты, Настя, в любом случае уходи. Убить тебя, может, и не убьют, да как бы не пожалеть потом об этом... Бандиты - они есть бандиты... Измываться будут'.
'Нет, и я с папой!' - воскликнула Настя, уцепившись за мамину руку.
'Уходи' - устало произнес отец. - 'Я бы и сам ушел, да куда с моей ногой. Да и надоело от этой мрази прятаться. А ты уходи. Тебе жить надо'.
Насте стало не по себе от той безнадежной тоски, которая явно сквозила в словах отца. Но тут он быстро переменился, стал деловитым и торопливым.
'Я их встречу с ружьем. И другие мужики, кто вместе с Петровичем пойдет, тоже. Остальным одна дорога - бежать, если они на милость бандитскую не рассчитывают. А эти гады, чую, злы сейчас без меры. Так что переодевайся, мать тебе провиант в дорогу насобирает, - и в путь. Пойдешь на Восток, может, повезет тебе, доберешься до Зеленодольска. Там тоже вооруженной рукой правят, но, слыхивал я, без такого разбою, что у нас творится. Пойдешь лесом, Ясногорск обходи как можно дальше. Пробираться будешь рано утром и в вечерних сумерках. Тогда в лесу на бандитов не наткнешься. Ночью спи, днем отсиживайся', - скороговоркой объяснял отец.
'Карту я тебе дам. Пойдешь без оружия, с одним ножом. Если на кого нарвешься, то увидят ствол - пристрелят сразу ('хорошо, если пристрелят' - подумал про себя Василий, - 'а то еще и надругаются, если разглядят, что девчонка'). После Комсомольского Курорта можешь выходить к берегу. Там все равно леса
