Замки в дверях давно бездействовали из-за отсутствия ключей, а кое-где были просто вырваны с мясом. Настя прошла в темный коридор, подумав, что Колька, вероятно, давно лег спать.
Но уже в коридоре ей послышалось из спальни шумное частое дыхание. Еще не успев осознать до конца, что происходит, она распахнула ведущую в спальню дверь. Там, в полумраке, она разглядела сплетающиеся на широкой кровати два обнаженных тела, движущиеся в едином ритме. Колькину голову с золотистыми кудрями она не могла спутать ни с чьей иной...
Настя не помнила, как вылетела из подъезда. Ноги сами понесли ее по пустынным улицам. Она бродила безо всякой цели долго. Настя не отдавала себе отчета - сколько. Слезы непрестанно текли по ее щекам, и она уже почти перестала размазывать их судорожно сжатыми кулачками. Ей и раньше не давала покоя чересчур вольная манера поведения Николая, который, не таясь, оказывал знаки внимания всем знакомым и незнакомым девушкам. Настя в общем-то подозревала, что Николай - не самый надежный кандидат в верные мужья. Но вот так, всего через какую-то неделю после того, как она отдала ему свою девственность... Время шло, а обида продолжала душить ее с прежней силой.
'Стой! Кто идет?'
Настя не сразу среагировала на этот оклик.
'Стой, стрелять буду!' - следующий окрик был громче и злее.
Девушка машинально замедлила шаги и остановилась. Происходящее доходило до нее как будто как сквозь сон.
'Кто такая? Документы!' - к ней приблизилась пара патрульных. Увидев, что перед ними плачущая девчонка, они чуть смягчились.
Настя непослушными руками извлекла командировочное предписание.
'Так', - глубокомысленно изрек старший, внимательно изучив бумагу, и тут же спросил - 'А тут тебе что понадобилось? Да еще среди ночи?'
Настя огляделась вокруг. Неподалеку в темноте мрачной глыбой возвышалось старое административное здание, которое занимало представительство Федерального Правительства. Перед входом горел единственный на всю округу фонарь, слегка подсвечивающий лениво обвисший трехцветный флаг.
'Ничего не понадобилось...' - пролепетала девушка.
'Тогда и нечего по улицам шастать!' - по-прежнему сурово заявил старший. - 'Где остановилась?'
'В общежитии железнодорожников'.
'Так какого же ты... В общем, давай топай туда, и по ночам больше не шляйся!' - подытожил патрульный.
Настя не стала вступать в пререкания. Она молча кивнула, повернула назад, в том направлении, откуда пришла, и торопливо зашагала прочь. Однако, не зная Города, не помня улиц, по которым она брела в темноте, не замечая ничего вокруг, она лишь продолжала плутать без толку и цели. Уже под утро, уставшая и продрогшая, она уселась на лавочку в каком-то большом сквере и задремала, поеживаясь в полусне от холода, и то и дело просыпаясь.
Утреннее солнце разбудило ее, но у Насти не хватало ни сил, ни решимости, чтобы встать и уйти. Вскоре мимо нее на занятия прошла небольшая группа студентов (остальные попадали в учебные аудитории прямо из общежития, расположенного в том же здании). Какой-то уже немолодой человек обратил внимание на ее осунувшееся, опухшее от слез лицо. Он присел на лавочку рядом с ней и участливо спросил:
'Девушка, что с вами? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?'
Настя отрицательно помотала головой и непроизвольно всхлипнула.
'И долго ты здесь сидишь?' - поинтересовался мужчина.
Настя не ответила, шмыгая носом, и пытаясь носовым платком как-то привести лицо в порядок.
'Вот что', - решительно сказал мужчина, - 'пойдем со мной в университет, я тебя напою горячим кофе, придешь в себя, и все расскажешь'. - Он взял вяло упиравшуюся девушку за плечо и повел за собой. - 'Как хоть тебя зовут, можешь сказать? Вот меня зовут Виктор Калашников. А к тебе как обращаться?'
'Настя' - еле слышно сказала девушка.
В то время, когда Калашников разбирался с Настей, Сергей Мильченко уже давно покинул окрестности Города. Его заинтересовали странные слухи, распространившиеся в Зеленодольском районе. С востока области вдруг перестала поступать соль, и пошли разговоры, что всю соль теперь везут в Польшу. В экономическом управлении Зеленодольского Совета не знали ничего наверняка. Из телефонного разговора со знакомым офицером из командования Восточной дивизии удалось уяснить лишь то, что 'в тех местах беспорядки', и заверения в том, что порядок на соляных копях будет скоро восстановлен.
Столь скупая и неопределенная информация озадачила Мильченко. И, плюнув на свое прежнее занятие, - осторожный отстрел по одному Ясногорских бандитов, - он отправился на восток. Мильченко решил передвигаться не таясь, под видом торговца свинцовым ломом, добытым из старых автомобильных аккумуляторов. Свинец пользовался спросом для зарядов к ружьям, разбитые машины с негодными аккумуляторами еще можно было отыскать кое-где в глухих уголках области, и потому его путешествие не должно было вызвать сомнений.
Ехал Сергей, конечно, не без оружия - с охотничьим гладкоствольным полуавтоматом, на который у него имелось разрешение, выписанное честь по чести комендатурой Города. Да и сам он представлялся городским жителем, и в справке городской комендатуры был обозначен адрес дома, который он действительно обжил несколько недель назад, чтобы иметь в Городе базу на случай вылазок на восток. Та, что была у него на северном полуострове, да и другие, располагались далековато от восточных и центральных районов области.
В заплечном мешке армейского образца лежало у него килограммов двадцать свинцового лома - и в кустарно изготовленных слитках, и просто выломанного из старых аккумуляторов. Машину, он, разумеется, брать не стал - подобрать более или менее исправную машину было еще можно, но откуда это у простого торговца могут быть средства на бензин да на резину? Мильченко отправился в путь на поезде, шедшем от Города на восток до литовской границы. Железнодорожные пути в районе Каунасского узла, разрушенного ядерным ударом западных союзников, еще не были восстановлены после Последней войны, и сквозное движение в Белоруссию, и дальше, на Большую землю, не было открыто.
Первые неожиданности начались уже в пути. В Новогвардейске, когда поезд остановился на станции, в вагон зашел вооруженный патруль. По три человека с автоматами наизготовку заняли позиции у обоих выходов, еще трое прошли вглубь вагона и один из них объявил:
'В связи с созданием особой Центральной экономической зоны введена таможенная пошлина за проезд по территории зоны. Пошлина уплачивается в порядке компенсации за обслуживание железнодорожного сообщения и охрану железнодорожных путей, пассажиров и грузов'.
Поскольку нормального денежного обращения на территории области не было, не могло быть и денежных ставок пошлины. Проще говоря, патрули отбирали у проезжающих некую произвольную долю их имущества, а взамен выдавали коряво сработанную расписку, правда, на бланке и с печатью. Хотя у многих пассажиров было оружие, и в крепких выражениях по адресу сборщиков пошлин недостатка не было, никто не решился оказать сопротивление.
Патрульные лишь усмехались в ответ на брань, и миролюбиво замечали время от времени - 'мы люди подневольные, что нам прикажут, то мы и выполняем'. Вещмешок Сергея похудел примерно на полтора-два килограмма свинца. Это, конечно, был грабеж, но грабеж в меру. Из-за такого никто не стал бы затевать боевые действия или вовсе отказываться от поездок по железной дороге.
В поезде много говорили о новых порядках, что завели в Центральной территориальной дивизии. Довелось услышать Сергею кое-что и о соляных копях. Однако ясности это почти не внесло. Можно было лишь догадаться, что теперь поселок у копей не подчиняется командованию Восточных, и соль они оттуда больше получить не могут.
Доехав до Беляховска, Сергей сошел и стал узнавать на привокзальной площади, как ему отыскать попутный транспорт до соляных копей. Один из водителей грузовиков, стоявших неподалеку от почти совершенно разрушенного здания вокзала, охотно откликнулся на вопрос Сергея, как доехать до поселка,
