праха!
— Так отчего же ты не сделаешь этого? — спросил несколько опешивший, но справившийся с минутным замешательством эливенер.
— Я ученый, и хотел бы пройти Великую Топь так же, как прошел в свое время Великий Пайлуд. Но стоит тебе, или краснокожему бандиту попытаться выведать у меня какие-либо секреты Искусства или планы Братства, как…
— Ах, вот в чем дело? — улыбнулся северянин, встревоженный резким поворотом колдуна и повышением тона. — Да ты, лысый, просто боишься, что тебя станут пытать? Ха, кабы не отец Вельд… После всего, что я натерпелся от С'муги в Мертвой Балке…
— Хватит! — голос эливенера стегнул Кена, словно бичом, и хищная улыбка тут же сползла с уст северянина. В наступившей тишине колдун плечом отодвинул заступившего ему дорогу метса и гордо прошествовал к костру, у которого уже завтракали мутанты и Аграв. От соблазнительных запахов проснулся и Вагр. В черной бороде его застрял какой-то мусор, она невероятным образом разлохматилась, сделав лесоруба похожим на одного из пиратов Юлла. Он ел последним, а метс и Аграв уже натирали салом свои сморщившиеся от огня башмаки. Немного понаблюдав за ними, эливенер установил и свои башмаки над огнем, с наслаждением опустив голые ступни на влажную почву.
— Вся сила в земле, — сказал он, вызвав у некроманта приступ кудахтающего смеха. Колдун не воспользовался свободой рук и не стал сушить свой балахон или сапоги. На осторожный вопрос Аграва, натираются ли мозоли на ногах служителя зла, он прошипел с деревянным лицом:
— Сушите, смазывайте… не поможет.
— Что — не поможет? — оторопело переспросил рыжий, разминая блестящее от жира голенище.
— Все, — буркнул колдун, и надолго ушел в себя.
«Как бы он действительно руки на себя не наложил, — подумал наблюдающий за ним вполоборота метс. — Тогда лучше не рассказывать в Атви, что держал скользкого служителя зла за горло, засмеют. Еще бы, такой провал. Эх, сюда бы самого плохонького аббата, или парочку воинов-священников: они бы быстро вывернули его наизнанку. Сколько всего храниться в этом лысом черепе полезного для Канды! Отец Вельд — великий ученый и прекрасный проводник. Без него бы мы давно пропали. Но вот допрашивать, жестко, умело, напористо, этого он не умеет, да и мне не разрешит. Тут совсем другая закваска нужна, иные знания и умения».
Чтобы отвлечься, Кен взял свою новую саблю, отошел подальше от бивака и принялся рубить тонкие ветви кустарника. Раньше ему легко удавалось разрубать упругие и легкие веточки, даже своим старым клинком, тяжелым и грубым прямым тесаком. Сейчас же ослабевшая рука и потерянная координация движений не позволяли в полной мере использовать достоинства великолепного трофея. Изрядно вспотев и запыхавшись, северянин перебросил легкую сабельку в левую руку и продолжил издевательство над кустом. Дело пошло еще хуже, и он с отвращением к себе подумал:
«Словно желторотый новобранец. Пожалуй, если не восстановлюсь через два-три дня, отдам саблю Аграву, и попрошу топор. Такой прекрасный клинок в руках недотепы — насмешка над воинским ремеслом.»
Бросив тонкую лозу, он подошел к платану, и принялся короткими движениями полосовать кору. Удары с оттяжкой удались ему лучше. Значительно повеселев, метс принялся делать выпады в кружащиеся листья. Глазомер и реакция нисколько не притупились за месяцы плена, но вот плечи и кисти рук стали ныть, словно у больного ревматизмом старика.
«Нет уж, так дело не пойдет. Я — единственный профессиональный солдат в отряде, это ко многому обязывает.»
С этой мыслью Кен, тяжело вздохнув, вложил клинок в ножны и, повесив их на сук, принялся выполнять специальный комплекс упражнений, разработанный его командиром, воином-священником Атвианского Союза, погибшим от руки Юлла в день пленения метса. Хорошо разогретое тело отчаянно сопротивлялось всем скрутам и вращениям, которые еще полгода назад давались Кену с завидной легкостью и изяществом. Позвоночник отказывался гнуться, в суставы будто кто-то насыпал речной песок, судя по хрусту, раздававшемуся в них при каждом движении.
— Мой краснокожий друг решил завязать себя в узел? — спросил подошедший от костра Вагр, с изумлением глядя на северянина, который стоя на одной руке пытался пинками сбивать с ветвей платана водяные капли. При этом позвоночник следопыта совершал странные волнообразные движения. Лицо Кена покраснело от прилива крови, а старые и новые рубцы налились багровым огнем. Разведчик, вздрогнув при неожиданно раздавшихся звуках человеческой речи, не удержался и грохнулся на спину. Правда, он успел сгруппироваться и мягко прокатиться к самому древесному стволу, но на левой лопатке начал вспухать синяк от соприкосновения с корнем платана.
— Напугал, Борода, — выдохнул Кен, поднимаясь и отряхиваясь от грязи.
— Стоило ли умываться, право слово. — Вагр сдул с плеча следопыта сухой лист и раздавленного жука. — Тебе что же, северянин, делать нечего?
Вместо ответа, Кен стал кружить вокруг чернобородого, делая в его сторону угрожающие выпады руками.
— Ах, вот ты что удумал, на кулаках драться? — Вагр хохотнул. — У нас для этого есть Рыжий, ба- альшой специалист по мордобойству! Эй, побратим, а ну давай сюда!
Подошел Аграв. Узнав в чем дело, он осклабился и засучил рукава.
— Смотри, краснокожий, зашибу ведь!
Кен молча дважды гулко шлепнул себя по груди ладонями, после чего коротко ткнул Аграва кулаком под ребра. Тот крякнул, плюнул в сторону и сделался серьезным.
Некоторое время они покружились на месте, метс на выпрямленных ногах, словно готовился убегать или прыгать, а лесоруб сгорбившись, сжавшись, словно медведь перед атакой. Наконец рыжий ринулся вперед и нанес короткий резкий удар раскрытой пятерней, метя в голову. Следопыт легко уклонился и сделал длинный выпад кулаком, несильно стукнув лесоруба по скуле.
Тот мрачно усмехнулся и вдруг словно взорвался изнутри странным переплясом. Его босые ноги гулко топали в землю, а толстые ручищи работали, словно крылья мельницы. Несколько раз северянин уклонялся или отбивал удары в сторону, но слегка споткнулся. И этого оказалось достаточно: могучая плюха, заставившая бессильно мотнуться его голову, повергла метса в грязь.
Вагр зааплодировал, но северянин, подкатившись к остановившемуся Аграву, схватил его ноги своими и резко крутанулся всем телом. С поистине медвежьим ревом лесоруб рухнул, словно подрубленный дуб, метс тут же попытался оседлать его, но разъяренный рыжий буквально сгреб его в охапку и принялся валять по грязи, меся, словно тесто.
В какой-то момент метсу удалось ужом выскользнуть из хватки, и он оплел ногами могучую шею лесоруба. Тот попытался вскочить, но метс точным ударом ребра ладони под коленку заставил его ткнуться носом в мох. Некоторое время они еще дергались, сплетенные, словно брачующиеся змеи, пока Аграв не начал полузадушенно хрипеть. Северянин ослабил хватку, и они поднялись, тяжело дыша и цепляясь за Вагра.
— Силен, северянин, — чернобородый похлопал бледного метса по плечу. — А ты, рыжий, сплоховал. Может, ты и сильнее, да только явно глупее.
— Шустрый, ничего не скажешь, — коротко сказал о своем недавнем противнике Аграв, и поплелся к ручью отмываться. Метс же вытянул перед собой руки и с отвращением посмотрел на дрожащие от напряжения пальцы.
— Совсем дохлый стал, клянусь Вечными Небесами! Только обученностью и взял. А у нас принято считать, что на одного пограничника надо как минимум трех необученных бою деревенщин.
— Чего, чего? — Вагр взлохматил черные волосы северянина. — Ты опять по-своему лопочешь, краснокожий. Ребра-то целы? А то Рыжий — чистый морской змей из сказки. Я раз с ним в детстве на руках боролся, так он, мало того что победил, так мне три пальца отдавил. Я потом год их в пчелином яде отмачивал, да яйца со скорлупой трескал, чтобы, значит, кости заросли.
— Это я про то, что теперь из меня половинка солдата только получится, пока силу не восстановлю, — поправился метс, переходя на флоридский диалект языка Д'Алви. — Придется на каждом привале саблей махать, валуны ворочать да в узлы себя завязывать, как ты верно выразился.
