потребуется. – Вслух говорить или про себя?
– Это все равно. Главное, чтобы желание было самое заветное.
– Ладно… – Одессит с подозрением глянул на проводника: – А сам-то чего не просишь ничего?
– Мне нечего просить, я вроде как уже счастлив. – Шахов даже не обернулся, отвечая глупому лоху, он продолжал следить за лазом в стене. – Шевелитесь со своими желаниями, на нас скоро снова полезут. Я не смогу удерживать их дольше двадцати минут.
– Ну-ну…
Одессит и Попович были лет на двадцать старше своего проводника и оттого доверия к его словам не испытывали. Оба они подозревали всех и вся в двойной игре, старатель не стал исключением. Вдруг Обелиску нужна жертва человеческая, и вот он привел двух лохов на заклание, а потом загадает очередное «заветное» и вернется назад, байки бродягам травить? Мол, не свезло лохам прикордонным, счастья снова на всех не хватило. Поэтому Одессит перестал донимать Рэда расспросами и перевел взгляд на Поповича, который уже подошел к постаменту с кристаллом. Будущий «честный торговец» зачем-то опустился перед Камнем на колени и, молитвенно сложив руки перед грудью, что-то сосредоточенно бормотал. Одессит окликнул приятеля срывающимся от волнения голосом:
– Ну как, исполняет?
– Отстань, Мишка… Эй, проводник! Что-то еще, кроме просьбы, нужно делать?
– Нет. Только попросить, и все. – Голос Шахова был чуть ироничен, его самоуверенность сыграла с ним злую шутку. Перестав обращать на Одессита внимание, он упустил из вида, как тот зашел к нему за спину, поднял автомат и что есть силы саданул его прикладом по затылку. Рэд рухнул как подкошенный, и в этот момент Камень изменил свой цвет на глубоко-синий, света в помещении стало меньше, лица участников окрасились мертвенной синевой, а земля ощутимо дрогнула.
– Нет, не все! Темнила проклятый. – Одессит забрал оружие проводника и, поставив автомат на предохранитель, закинул трофей за спину. – Эй, Поп! Давай этого умника принесем в жертву. Видишь: как только я его по башке приложил – сразу стало что-то происходить.
– Ты спятил, Мишка! А ну как сгинем все? Кто его знает, что тут…
– Брехня! А ты задумывался, почему никто назад не приходит отсюда? Этот вот, – Одессит зло пнул в бок застонавшего Шахова, – приводит сюда лохов, убивает их. А сам свои желания исполняет. Только теперь все иначе будет, слышишь, падаль?! Я! Я теперь правила устанавливаю, понял, паскуда?!
Земля снова задрожала, сочетание синего и коричневого цветов придавало невообразимо мерзкий оттенок разыгрывающемуся действу. Попович спустил сверху трос, к которому Одессит приторочил тело проводника, и, кряхтя от натуги, рывками подтащил уже связанного Шахова к постаменту Обелиска. Чуть погодя и сам Одессит уже стоял рядом с напарником и вытаскивал блестящий охотничий нож с широким лезвием.
– Мишка, чего делать теперь будем? – Голос Поповича окреп, но глаза бегали, а руки теребили ремень АКМ. – Не по-людски получилось.
– Отстань! Горло сейчас этому умнику перережем и посмотрим, что будет.
Одессит подошел к телу проводника, но тот уже очнулся и извивался как мог. Одессит коротко и профессионально ударил его ножом в сердце. Крови было не много, тело тут же обмякло и вытянулось. Неожиданно Камень посветлел, и дальше произошло НЕЧТО. Оружейник развязал путы Шахова и бухнулся перед Камнем на колени, его примеру последовал и Попович. То, что говорил Обелиск, мне не озвучили, но слова обоих приятелей я слышал четко. Первым просил Попович. Голос его уже не дрожал, он успокоился, предвкушая богатство и достаток:
– Хочу, чтобы богатым быть и чтобы никто меня с хабаром надуть не смог. Дом хочу неприступный и жить долго и без болезней. Что? – Торгаш как бы прислушивался к кому-то, чьего голоса я не слышал. – Да. Это все, и сразу домой хочу, не хочу по Зоне больше шататься, хватит с меня, оседлой жизни желаю! – С этими словами и негромким хлопком он исчез.
Одессит сначала огляделся, потрясенный демонстрацией силы Обелиска, но потом глаза его упрямо сверкнули, и он заговорил:
– Хочу, чтобы никто не мог меня убить, а в оружейном деле не было мне равных. Пусть удача вот этого, – оружейник пнул мертвое тело старателя, – перейдет ко мне, и Зону лучше меня бы никто не знал, тайны все ее и ходы-выходы знать желаю!.. Ладно, – видимо, откликаясь на некие ответные слова, Одессит снял с плеча АКСУ и положил рядом с телом Шахова, – будь по-твоему. Тогда хочу, чтобы дело, которое я себе изберу, было успешным только у меня. И в нем я не имел бы равных… По крайней мере, здесь. Вот и договорились.
Мерзкий оскал вместо улыбки исказил его синее от причудливого освещения лицо. Цвирня теперь был похож на упыря из сказок. С резким хлопком он тоже пропал, и Камень вдруг засветился ярчайшим белым светом, на который было невозможно смотреть. Тело Шахова тоже исчезло в яркой вспышке. Потом все вокруг затряслось, земля и небо перемешались в невообразимой свистопляске, слышались крики животных и людей, разбросанных по всей Зоне. Они либо гибли, либо менялись, я этого не знал, но ощущение, что это именно так, пришло как бы само собой, со стороны.
Сон закончился, я разлепил ставшие тяжелыми веки. В двух метрах от меня стоял Одессит. Глаза его были красными, чего не скрывали даже сумерки, а лицо заросло рыжевато-седой щетиной. Мощный перегарный «выхлоп» окутывал оружейника, словно защитное поле. Хриплым голосом он произнес:
– Ну, вот вы и знаете нашу маленькую тайну, молодой человек. Пойдемте уже внутрь, я расскажу вам то, чего вы не увидели в кино. Будь оно проклято все.
Я поднялся с земли и, подхватив автомат, направился вслед за потерявшей импозантность сгорбленной фигурой Оружейника. Тот даже не оглядывался. Медленно спустившись по ступенькам, он отпер дверь, пропустил меня внутрь и шагнул следом, снова закрыв ее на все засовы. Потом прошел за стойку, недрогнувшей рукой разлил по стопкам перцовую настойку и без всякого выражения заглянул мне в глаза.
В помещении магазинчика было не то чтобы грязно, однако есть в природе такой особый вид беспорядка, какой случается только в доме человека, чей пунктик – аккуратность и чистота. При нем все тяжелые предметы и вещи остаются на своих местах, а вот мелочи вываливаются из ниш, покидают свои назначенные хозяйской рукой места и разбрасываются повсеместно, создавая некий диссонанс в общей обстановке, показывая, подобно барометру, на некие отклонения и изменения «погоды в доме».
Так было и в магазине: «бумбокс» криво стоял на прилавке справа, почти на краю столешницы, помимо него там валялись бумаги и детали от трех разных «стволов». Бутылка «перцовки» стояла прямо на полу, тут же на газетке примостился растерзанный шмат сала, пара соленых сморщенных огурцов и перо зеленого лука. Повсюду были рассеяны обертки, пластиковые поддончики, в каких продают нарезки копченостей, и куча всякого трапезного мусора. Все говорило о как минимум трехдневном запое, хотя бутылка наблюдалась всего одна, и то полная на четверть. Либо Одессит убирал пустую тару куда-то, либо его организм вообще не шибко устойчив к алкоголю, что было немного странно. Впрочем, меня не волновала степень трезвости Цвирни – время поджимало, а действовать нужно было в темпе.
Оружейник, пошатываясь, прошел за прилавок, попутно ловко подхватил с пола бутылку и поставил ее на стойку перед собой.
– Подайте газетку с закуской, молодой человек. – Голос у него был такой же, как и обычно, но проскальзывали некие непонятные мне интонации, самое близкое значение которых были стыд и тоска.
– Извольте, но мне наливать не надо, – остановил я оружейника, положив сало и огурцы на стол рядом с бутылкой. – Впереди еще много дел, Михаил Анатольевич.
– А я выпью. – Он наполнил стопку до краев и одним махом опрокинул в себя, болезненно дернув кадыком. – Зачем вы пришли? Вы все узнали, футляр принесли, и делать вам тут больше нечего. Так было сказано.
– Очень может быть, но только я этих указаний не слышал, возможно, они не для меня. Только зашел вот передать привет от Тихона и…
– Что?! – Напускное спокойствие исчезло, оружейник резво нырнул под стойку и вылез уже с револьвером в дрожащей руке, направленным на меня. Судя по маркировке, это был «кольт», дорогая никелированная игрушка 44-го калибра. – Не надо лечить мне мозг, молодой человек. Эту старую калошу я своими руками сдал ученым, и они затестировали его до смерти…
