— Скажи, покойники совершают ошибки после смерти?
Голос мой звучал хрипло, но уже не дрожал. Сейчас было трудно собраться с мыслями, в голове всё ещё стояла муть навеянная лихорадкой. Однако отдохнул я уже и так порядочно. Нужно начинать приходить в норму, враг — то не отдыхает и нам не стоит расслабляться. В неровном свете коптилки, заметил, что приятель отрицательно мотает головой и продолжил:
— Везде важен личный пример, ты это знаешь и этот 'вождь желторотых' тоже прекрасно всё просёк. Убей ты его тогда на тропе и вот уже у нас готовый герой — мученик. А кто мы с тобой будем в этом случае? Правильно — злодеи и пособники оккупантов.
— Чушь — Мишка скептически фыркнул — Да с какого перепугу мы пособники?! Это он пацанов своих под пули подставляет!
— А с такого, что он уже будет труп и взятки с него гладки. Покойники сраму неймут, всегда так было: ошибки забудут, а подвиги возвеличат. Ну и что, что подставил он их разок-другой. Зато вот от уголовника в моём лице уберёг! Ведь пытался возражать, шпалер отобрал, а мы его пулей, да в умный низенький лоб. Значит, он хороший, да ещё и мёртвый, а мы плохие, хоть и на своих двоих. А что получилось сейчас: он видимо пенял, что оружия мол нету и все беды проистекают от этого. Теперь 'железа' у пацанвы этой в избытке появилось и оп ля: веди нас умный командир, согласно своим мудрым заветам на врага….
— Мы ж его им на блюдечке принесли — Возмущению приятеля не было конца и края — А этот придурок, выходит, в шоколаде?!
— Не совсем так, погоди кипятиться. Выглядит как шоколад, но таковым не является, знаешь что за субстанция?
Разговор вдруг стал ещё и неким размышлением вслух, обдумыванием стратегии на будущее. Отхлебнув ещё отвара, я откинулся на тюфяк и баюкая простреленную конечность, продолжил:
— Теперь мы убрали объективную причину для оправданий его же ошибок. Оружие вдруг появилось, можно прикидывать, как пустить его в ход. И вот тут он ошибётся, это сто пудов так и будет.
— Ну а вдруг повезёт этому Герману и он снова на коне?
Азарт спора пришёл и к приятелю, тот всегда был заводной на предмет поспорить, хотя часто горячился и от того упускал инициативу.
— А я и не говорю, что он проиграет бой: мужик по виду если не бывалый, то точно грамотный в нашем деле. Ловушки квалифицировано расставил, жилище правильно замаскировал. Но вот незадача, всё это слишком на показ и в расчёте только на собственное выживание. Сам смотри: заметят растяжку, разбираться не станут и пока суть да дело — вождь уйдёт. Организует побоище и сам точно спасётся, а зелень положит. И ведь скажет, мол, что жертвы неизбежны. И народ неопытный, каких среди туристов подавляющее большинство — обязательно поведётся.
— А это не так?
— Да так всё, Миша, так. Война идёт и люди гибнут, но тут нужно пацанам постепенно её показывать. Страх нужно учить в себе задавливать… стрелять, ходить и жить как это живые люди делают. Для всего этого время требуется и сорок сороков размышлений, как самим не умереть, а пиндосам ни жить. Война, это та же горячая похлёбка: если пробовать осторожно — только на пользу, хватишь не остудив и сильно обожжёшься. Вот я вас как могу страхую, берегу, хоть вам на двоих почти сто лет в обед….
— Ага! А сам с простреленной шкурой валяешься…. Стратег, себя не уберёг.
— Всё верно — Помимо воли, машинально поглаживаю ноющую руку — Только вы теперь точно знаете, что я скорее собой рискну, но вас не подставлю, так?
— Ну… вроде так выходит.
— И если случись что со мной, ты бы рискнул ради меня? Не отвечай, брат, это лишнее. Ведь не прикажи я тогда и не подставься, ты бы всех этих молодых на тропе рядком уложил. И сам бы лёг, наш с Семёнычем отход прикрывая, будь это даже не юнцы с палками, а реальные злющие пиндосы с настоящими стволами.
Мишка отчаянно засопел и ничего не возразил, прикидывая поступки на себя. Испытание огнём они оба с водилой прошли и выдержали его с честью. Теперь я мог с уверенностью положиться на обоих, в этом и была задумка. Отпив из котелка взболтав осадок, я продолжил:
— С оружием и дурным запалом, 'туристы' попытаются чего-нибудь замутить. Зная характер таких вот вождей, спланирует он что-то большое, чтобы прогреметь и закрепить свой авторитет ещё большей кровью. И это нам тоже на руку. Если бомбёжку они пересидят, то спрятались они именно в шахтах, как я им и подсказал….
— На живца будем ловить?
— Можно и так сказать.
В отблесках жёлтого пламени коптилки, я увидел азартно блеснувшие глаза приятеля. Идея ему видимо нравилась, я продолжил рассуждать:
— В своё время, мне приходилось слышать, про одних ушлых 'грушников'.[27] Они уходили в поиск, как духи. Жили в горах, оборудовали себе схроны и базы….
— Прям как мы сейчас!..
— Ну, так я к этому и веду. Работали они так скрытно, что даже ихнее начальство не всегда знало, где они да чего мутят. Дошло даже до такого, что духи стали их принимать за каких-то украинских наёмников воюющих за дудаевцев. 'Грушники' иногда громили одну группировку духов, объединяясь для этого с другой такой же но поплоше. Ходили, пересекались с разведкой частей федеральной группировки, но себя не обнаруживали и по возможности помогали. Там как было: идёт в поиск разведка наша и духи про неё уже почти всё знают: частоты слушают, маршруты выпасают. Сам может слышал, что сливали нас часто. Только по ящику всё на каких-то абстрактных 'генералов', да 'штабных' валят, но я думаю, всё гораздо выше сдавали. Будь это местное начальство — порешили бы их там же в штабной палатке. На той войне суд короткий был… генералы да офицерьё штабное, нас сермягу реально боялись. Если чего и сливали, то не так глобально-мозгов не хватало. Часто планы операций выглядели реально как подстава, мы никогда по калькам не ходили, иначе гнил бы в яме где — нить в горах по сей день…. Так вот спецы эти ушлые, всё раньше остальных хитро — мудрецов просекли и работали скрытно. И выходило, что всех палят, а этих вроде как и нет вовсе.
— А ну как свои подстрелят?
— Ну — Во рту пересохло, я снова глотнул отвару — Тут без риска никак, да и где они сейчас, эти 'свои'?.. Из потенциально своих, только эти самые 'туристы', в остальных смело можно стрелять и не ошибёшься — будешь прав. И потом, ты не задумывался, Миша, почему как только возникает какая-нибудь мало-мальски серьёзная заваруха в России, как мы тут же начинаем сперва мочить друг друга. Вот и ты сейчас, разницы между пиндосами и обычной одураченной ушлым проходимцем детворой не увидел. Не след сейчас среди своих врагов и инакомыслящих искать. Вот погоним иностранщину, тогда и разбираться будем, кто из нас больше Родину любит и какой способ самый подходящий. Я вот ментов не люблю, ещё на Кавказе достали они меня понтами своими дешёвыми: сядут на дороге или возле села, натащат стройматериалов, обустроят 'базу' и ну жрать сгущёнку с водярой пополам. Да и чего б не барствовать, когда везут с собой целые обозы со всякой всячиной. Их в дорогу все городские да областные барыги собирают, оно и понятно — сдриснут 'защитники' в командировку, может там и останутся. Подло, понятное дело, но как говорится, любая медаль имеет две стороны.
— Чего, они плохо воевали?
Мишка повернулся ко мне лицом и даже привстал. Про войну он слушать любил, собирал сборники афганских и потом уже 'чеченских' песен, ставил их когда я приходил к нему домой. Но после настоятельных просьб перестал: я не особый любитель ностальгировать, а тем более слушать неуклюжие завывания непонятных людей под гитару и синтезатор. Афганские песни, ещё туда-сюда: там тебе и Розенбаум и неизвестные мне, но талантливые ребята, исполняют нечто действительно стоящее. А чеченские мотивы… перепевки тех же афганских песен, только с переставленными для актуальности словами. Некогда было песни писать, даже присесть и послушать не получалось: пожрать бы добыть, а гитара или приёмник, это всё для оседлых. Даже немного подраться приходилось с ментами, которые узнав, что я вроде как где-то поучаствовал, включали то в кабинете то в машине эти самые песни. Ну не лежит у меня душа слушать про подвиги московского ОМОН, что тут поделаешь. Сейчас был ровно третий раз за все те годы, что мы знакомы с Михасём, когда ему удалось вытащить кусочек засевших больной занозой не слишком весёлых
