противотанкистам. Я насчитал шесть минированных направлений, более десятка огневых наземных точек. Более того, с воздуха аэродром прикрывала эшелонированная система ПВО, где было десять малых зенитных автоматов четыре лёгких ЗРК, плюс три ЗРК средней дальности. Ещё две независимых станции РЛС и дежурное звено перехватчиков. Всё построено по уму и штурмом такое сооружение с ходу не взять. Дозорно — наблюдательных вышек амеры не ставили, вместо них я заметил сеть тонких шпилей с небольшими круглыми башенками. Это очень нехорошо: аэродром охраняла электронная система в которую входили акустические, обычное видеонаблюдение и тепло — визионные датчики. Часовые при таком раскладе не нужны, сидит пара-тройка операторов где-то, и наблюдает за периметром посменно. И если человек чего пропустит, то компьютер ему подскажет на что обратить внимание, да куда следует выслать патруль для проверки. Скорее всего, так и засекли ментовскую разведгруппу, а те не обратили внимание на башенки или заметили их слишком поздно….
Что-то заставило меня втянуть голову в плечи и плотней зарыться в щебень. Вовремя: со стороны базы в моём направлении уже пылил 'хаммер' с пулемётом на крыше. Заметили гады, да как быстро — то.
— Тада — таахх! Тадахх!
Стрелок не стал особо разбираться и открыл огонь с предельной дистанции осыпая пулями пространство в двух десятках метров правее моей позиции. Затем повисла короткая пауза, во время которой командир патруля щупал оптикой сектор. Паники не было, ведь дёрнись я сейчас и попытка сменить позицию будет стоить жизни. Отработать поправку в десять градусов для стрелка такой молотилки как крупнокалиберный пулемёт, это плёвое дело. А вот если буду лежать тихо, может быть низкая кучность 'станкача' будет мне на руку….
— Тад — да — дахх!
Тяжёлые пули веером прошлись всё там же, словно и не замечая вжавшегося в битый кирпич и крошево штукатурки человека. Через мгновение в том месте, куда палил иностранец земля вздыбилась, в воздухе зазвенел пронзительный крик. Рискуя быть обнаруженным, я повернул голову вправо и сердце сжалось от бессилия и тоски. В развалинах прятался ребёнок, его и засекли наблюдатели с базы. Продолжая дико орать, бесформенный комочек чёрных лохмотьев покатился с полутораметровой высоты мусорной кучи, прямо навстречу охотникам.
— Тад — дах!
Пулемётчик взял правее и чуть ниже, фонтаны земли стали стеной у самых ног ребёнка, хотя с тем же успехом это могла быть и женщина. Тучи пыли и неясные очертания балахона в которые был укутан человечек, едва ли не полутора метрового роста — не давала определённости в этом вопросе. Крик смолк, уступив место тоскливому подвыванию, комок лохмотьев продолжал шустро бежать, вроде даже не обращая внимания на выстрелы. Лавируя в руинах, человек юркнул в какую-то щель в тот самый миг, когда пулемётчик взяв более верный прицел и его оружие выплюнуло новую порцию свинца. Тяжёлые пули дробили кирпич, камень и цемент, подняв ещё большее облако пыли пополам с осколками. Вой стих, ничто более не шевелилось в грудах щебня. Дав ещё пару очередей по мусорным кучам, 'хаммер' лихо развернулся и помчался назад к базе, стремительно набирая скорость. Я тоже полежал неподвижно ещё какое-то время, пока сердце перестало биться о кадык и унялась нервная дрожь в пальцах. Потом медленно, насколько это вообще было возможно, я отполз назад к опушке леса, где ждал ещё полчаса. Нормальным шагом удалось пойти только спустя час, когда меня уже скрывал вечный лесной полумрак. Обойдя место стычки аборигена с патрулём. Я некоторое время наблюдал за кучами щебня с толстой ветки ели, куда не без труда удалось взобраться. Но всё напрасно: таинственный житель помойки затих надолго, уподобившись грызунам. В то, что амерам удалось убить юркое создание мне определённо верить не хотелось. Зарисовав план аэродрома и ещё раз сверив ориентиры, я спустился вниз. Пора направился в обратный путь, тут пока больше делать было нечего.
…Переправившись через речку ниже того места, где переходил по камням почти сутки назад уже в сумерках. Заночевал в корнях вывороченной бурей сосны, под прибрежной вымоиной, находившейся метрах в двадцати от воды и десять метров выше уровня реки. Русло давно поменяло направление, сместившись восточнее. Деревья вырывало из рыхлой песчаной почвы довольно легко, хотя ураган видимо случился не слабый. Случилось это довольно давно и сосновая коряга растопыривши щупальца корней в причудливом беспорядке, успела обзавестись лохмотьями зарослей сорной травы перемежавшихся раскидистыми листьями папоротника. Осторожно раздвинув стебли, я нырнул под корягу почти не потревожив растения. Получилось довольно неплохо: корневища укрывали от возможного дождя, а заросли трав — от наблюдателей вздумавших бродить поблизости. Ужин в походе штука хоть и нужная, но часто приходится обходиться без оного. Помянув добрым словом покойного разведчика, я вынул галеты и отламывая маленькие кусочки принялся медленно и тщательно пережёвывать пищу. Становилось довольно прохладно и в качестве профилактики, пришлось сделать один глоток из заветной коньячной фляжки. Согревшись таким способом, с удовлетворением обнаружил, что рана больше не ноет, а по всему телу разливается хорошая, походная усталость. Смежив веки и вынув из кобуры пистолет. Я сначала задремал, а потом и вовсе заснул чёрным самым крепким сном.
Пробуждение пришло неожиданно: я сначала почувствовал чьё-то присутствие, а потом унюхал смрад немытого человеческого тела. Обладатель запаха ходил совсем рядом с моим укрытием, но не обнаружил его, хотя по характеру шагов было ясно, что просто так душистый следопыт не уйдёт. Осторожно раздвинув стволом пистолета кусты закрывающие вход в нору, я всматриваюсь в серую предрассветную синеву. По часам выходило, что на сон пришлось четыре часа, это примерно то количество времени, которое я обычно на сон и трачу. Однако это в обычной, теперь уже закончившейся мирной благополучности. Сейчас, положа руку на кобуру с пистолем, могу со всей убеждённостью признаться, что за последние десять дней. Приоритеты изменились и спроси кто-нибудь из знакомых, чего мол, хочешь Варламов более всего на свете, без колебаний отвечу: горячую ванну и суток торе коматозного сна в чистой постели. Но… выспимся на том свете, это теперь поговорка про меня без всяких метафор. Тем временем 'ароматный' гость, крутился в трёх метрах вверху от норы и что-то бормотал себе под нос. Голос был скрипучий и невнятный, но через какое-то время, стали понятны отдельные слова, прохожий говорил по-русски:
— Вкусный хлеб… вкусс — сный!.. Лёвушка потерял… потерял солдата. Пум — бурум — бум бум! Хлеб….
Вот голос и шорох кустов приблизился к обрыву и я увидел смутное отражение в текущей воде. Определённо это был мужчина, но невысокого роста или слишком сгорбленный. Сумерки и рябь на воде мешали точно разглядеть подробно, однако голос не мог принадлежать женщине или ребёнку, уж слишком низкий и характерно хрипящий. Потоптавшись на краю обрыва некоторое время, Лёвушка, как это чудо в лохмотьях себя прозывало отступил под своды леса и вскоре я перестал ощущать его запах и слышать характерную дробную поступь. Выждав для верности ещё минут сорок, я выбрался из норы и под прикрытием берега вышел в сотне метров восточнее, чтобы исключить пересечение с аборигеном. Всё это время не оставляла мысль, что может быть это последний оставшийся в живых человек говорящиё по- русски, на сотню километров вокруг. Перед глазами стояли горы щебня, небрежно сдвинутые к границам леса — дома отодвинули за ненадобностью как и их жителей. Весь день я шёл обратно, к базе, пару раз крепко заплутал, но к вечеру уже оказался в знакомых местах, найдя собственноручно оставленные метки. Насторожил запах, где-то ходил человек с оружием и останавливался на ночлег и разжигал костёр. Нет, тот кто палил костерок был осторожен: запах был лёгкий, но свежий. Идя только на дымный запах, мне удалось ближе к шести часам вечера найти довольно чёткий след. Подсвечивая себе фонариком, у которого есть хитрая бленда делающая луч узким, я определил, что привал устраивали южнее, а это лёжка часового. Сидел он верно, но выбрал неудачное место, срубив ненароком нежные стебли саранки. Растение это хрупкое и чуть тронь его — начинает вянуть. Обувь часового оказалась новой, сорокового или чуть меньшего размера, рост примерно метр шестьдесят пять — семьдесят сантиметров. Человек нервничал: в нескольких местах с древесного ствола был содран мох, часовой прислонял к нему оружие. Пока ещё было не слишком темно, я вышел на небольшую полянку, где и был устроен привал. Кроме часового, тут было ещё трое, все с оружием и двое из них курящие. Запах в лесу, помогает найти человека не хуже острого зрения, слишком уж сильно мы двуногие пахнем и очень слабо чувствуем сами. Нет, те, кто сидел возле этого костерка ещё сегодня рано утром, вроде всё сделали по учебнику: вырыли ямку, веток не рубили и собирали валежник. Но вот в книжках почему-то не пишут, какой глубины костровую яму нужно рыть. Эти
