«Искусство мадам Брукс теперь достигло таких высот, что позволило считать ее одной из самых выдающихся исполнителей, на клавикордах в мире. Ее интерпретация музыки восемнадцатого века, особенно пьес Скарлатти, совершенно уникальна и свидетельствует о смелой, склонной к экспериментам натуре исполнительницы. Ибо ее игра – это подлинное звучание тех времен или звучание настолько близкое к оригинальному исполнению, насколько возможно достигнуть для музыканта двадцатого столетия. Сидония Брукс по праву разделила славу немногих признанных музыкантов, будучи великолепным, заслуживающим уважения при каждой своей ноте исполнителем».
Та же самая газета не забыла упомянуть про Алексея:
«Это настоящий гений, он молод, неистов и красив. Безвестный русский скрипач, едва достигший двадцати одного года, ворвался в мир музыки со всей живостью и темпераментом, присущим его родной стране. Юношеская порывистость еще отмечает его исполнение, но „ужасное дитя“ с несомненным искусством исполняет великие классические произведения. Когда зрелость отшлифует этого музыканта, ему будет рукоплескать весь мир – в этом нет ни малейших сомнений».
– Что они имели в виду под словами «ему будет рукоплескать весь мир»? Я уже пользуюсь успехом!
– На самом деле ты, прежде всего, вдохновил меня, – убежденно произнесла Сидония. – Вряд ли я когда-нибудь испытаю подобные чувства.
– А все потому, что тебе хорошо со мной в постели.
– Не только. Было бы достаточно просто познакомиться с тобой.
– Это звучит так, как будто ты прощаешься. Это не так, верно?
– Конечно, нет. К чему нам прощаться?
– Я только подумал, что твоему приятелю из Канады это не понравится.
– Откуда он об этом может узнать? – сердито спросила Сидония. – Он и понятия не имеет, где я сейчас нахожусь.
Алексей всмотрелся в ее лицо:
– Мои слова расстроили, тебя, верно? Прости, я не хотел этого.
– Ты тут ни при чем.
– Тогда что же?
– Я расстроила сама себя.
– Из-за чего?
– Потому что изменила ему с тобой.
– Что за чепуха! – Алексей, похоже, рассердился не на шутку. – У него любовница в Канаде, ты сама мне говорила. Ты сказала, что у него дома к телефону подходила женщина.
– Может быть, это была просто знакомая. Почему мы всегда бываем такого дурного мнения об иностранцах?
– В самом деле! – Алексей усмехнулся. – Иди сюда и поцелуй меня.
– Ни за что.
Он склонился над ней и прижался губами к ее губам.
Они вернулись в Париж и остановились в том же самом отеле. Наступило утро отъезда Сидонии в Англию, и оба могли бы загрустить, если бы Алексей не решил поехать вместе с ней, пусть всего лишь на уикенд, перед своим вылетом на концерты в Берлин.
Их отношения, как пыталась уверить себя Сидония, скрепляла дружба. Однако всю эту теорию опровергала неистовая сила их любовных развлечений. Вероятно, потому, что Алексей был моложе Финнана и еще не утомлен миром, он поднимал ее на такие высоты чувственности, о существовании которых она и не подозревала. И, тем не менее, она чувствовала себя дешевой шлюхой, сравнивая двух мужчин, с которыми делила постель в последнее время. Даже истасканные проститутки не поступают так, уверяла она себя, терзаясь муками предательства, которые теперь всегда сопровождали ее мысли о враче-ирландце. Она была уверена, что до сих пор любит его.
– Ты опять стала серьезной, – заметил Алексей. – Немедленно прекрати.
– Прости.
– И все-таки, что случилось?
– Ничего. Я просто оплакивала завершение нашего пребывания во Франции, и то, что теперь мне придется вернуться из сказки и столкнуться с жестокой реальностью.
– Теперь тебя замучат предложениями, вот увидишь.
– Надеюсь. – Сидония улыбнулась Алексею. – Я буду скучать по тебе.
– Мои гастроли продлятся всего полгода, а затем я приеду отдохнуть в Великобританию. Я уже все решил.
– А я решила, что поеду с тобой.
– А вот это, – заметил русский, целуя ее в нос, – входит в мои планы.
Они вылетели из Парижа поздно днем и прибыли в Хитроу в сумерках. Маленький автобус подвез их к автомобильной стоянке. Алексей намертво вцепился в свою драгоценную скрипку.
– Надеюсь, мне удастся вспомнить, куда я поставила машину, – заметила Сидония, оглядывая тускло
