Но было уже слишком поздно: Найджел опрокинул ее на кровать и поднял вверх подол ночной рубашки. Сидония почувствовала прикосновение его липкого пениса к своим бедрам.
– Если ты посмеешь, – прошипела она таким злобным голосом, какого не ожидала услышать от самой себя, – если ты, только посмеешь изнасиловать меня, я затаскаю тебя по всем судам страны. Не думай, что я побоюсь. Я погублю тебя, чертов недоносок.
Но Найджел не обратил внимания на ее слова, тщетно и яростно пытаясь овладеть ею.
В голове Сидонии пронеслась вычитанная где-то фраза о том, что чем больше сопротивляется жертва, тем яростнее становится насильник. Значит, в ее положении главное – не оказывать сопротивления, особенно помня о том, что он способен ударить ее. Но ей не потребовалось тревожиться: сопя и фыркая, Найджел возобновил попытку и тут же кончил.
Сарказм стал новым и мощным оружием Сидонии.
– Тяжкая работа, верно? – насмешливо спросила она, отталкивая его обмякшее тело. – Знаешь, мне не очень-то хочется слушать всю ночь твои хрипы. Пока.
Вытащив ключ из кармана халата Найджела и направившись по коридору к его комнате, она чувствовала, что только что испытанное грубое насилие вызывает в ней жгучие, как капли крови, слезы. Но уже в ясном свете наступающего дня Сидония хорошо поняла, что у нее действительно не было другого выхода. Кроме того, попытка насилия со стороны ее мужа кончилась скорее смешно и плачевно для него самого.
Однако мысль о том, что ей нечем отомстить, вызывала приступы тошноты. В момент дикой злобы она вытащила из шкафа его респектабельные серые костюмы и шелковые галстуки на балкон и привязала их к перилам, где они закачались на утреннем ветру, подобно повешенным преступникам.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Она подозревала, что с ней творится что-то неладное. Сара понимала это, осознавала, что в своей безумной жажде любви она позволила себе увлечься не чем иным, как сомнительными связями и недостойными поступками. Тем не менее она не могла себя сдержать, хотя временами чувствовала себя подобно римской императрице давних времен, устраивающей разнузданные оргии. Но, что еще хуже, она наслаждалась этим с тех пор, как вкусила сладости запретного плода. Леди Сара Банбери стала бессердечной, как блудница, как дешевая потаскуха, но оправдывала свои развратные действия поиском того единственного мужчины, любовника, с которым она хотела бы провести оставшуюся жизнь.
Падение и пренебрежение прежде твердыми принципами началось с ее связи с Карлайлом, которая обещала быть краткой, несмотря на то что Сара посвятила своего поклонника в искусство любви. Сэр Чарльз еще не вернулся из Бата, сообщив, что на этот раз его одолело желудочное недомогание. Располагая средствами, добытыми удачными победами своих лошадей в Ньюмаркете, он решил подкрепить силы на водах Спа во Франции, тем более что врач настоятельно рекомендовал ему повторить курс лечения.
Летом 1767 года любовники расстались, и Сара снабдила Карлайла необходимыми наставлениями относительно переписки: письма к ней следовало отправлять через их общего друга Джорджа Селвина. Опечаленный граф отправился к Чарльзу Джеймсу Фоксу в Италию, а Сара покорно последовала за мужем во Францию, напустив на себя вид преданной жены.
Спа, курортный городок размером не более деревни, обещал быть забавным, беспечным, но скучноватым местом, и Сара восполняла недостаток развлечений самым умеренным из флиртов с известным графом Равинским, восемнадцати летним юнцом, который едва оправлялся от ран, полученных на дуэли из- за его любовницы. Чарльз постепенно возвращался к прежним излюбленным занятиям: азартно поблескивая глазами, приобретя совершенно божественную элегантность, он играл с утра до поздней ночи, давал роскошные завтраки и балы для своих новых друзей.
Но идиллия в конце концов была завершена, и чета Банбери вернулась домой поздно летом, где приняла непосредственное участие в семейных делах. Жена Сте родила первого ребенка, и Сара оказывала ей всяческую поддержку, а сэр Чарльз жаждал переизбрания в парламент.
Затем наступила осень с обычным, кругом удовольствий, Джордж Селвин часто посещал дом в Приви- Гарден и передавал Саре новости от Карлайла, заодно сопровождая ее в театр и оперу, обедая и танцуя с ней в голубой гостиной у Элмака. Сэр Чарльз только посмеивался, видя последнюю проказу своей жены.
Именно этой связи суждено было стать решающей, думала впоследствии Сара. Если бы ее супруг был недоволен ее слишком частыми встречами с Селвином, если бы его раздражали многочисленные сплетни о юном Фредерике, Сара постаралась бы смягчить ситуацию. Но равнодушие ее супруга, каким бы признанным содомитом он ни был, наконец стало невыносимым. Сара начала приглашать мужчин пообедать с ней в доме в Приви-Гарден. За этим предложением почти сразу, часто даже в ту же ночь, следовало приглашение в ее будуар.
Во время таких встреч со всеми галантными повесами Лондона Сара чувствовала, что она одновременно и скатывается на дно пропасти, и достигает неизвестных высот. Возможность менять мужчин каждые несколько недель, ощущать новое, сильное и жаждущее тело было самым восхитительным из развлечений. Но, как только связь подходила к концу и Сара замышляла новую, она сама, себе казались дешевой и развратной женщиной, время от времени ее мучил терпкий стыд, приводя в подавленное настроение. Никогда еще Сара не чувствовала себя такой счастливой и такой отвратительной.
Естественно, за несколько дней по городу разошлись сплетни. Ее любовники под впечатлением любви с Сарой, пораженные ее умением заставить их стонать в экстазе от ее ласк, хвастались напропалую. Иметь плотскую связь с леди Сарой, а потом рассказывать о ней налево и направо стало делом гордости каждого мужчины. Мужчины, не получившие приглашения от нее, считались опозоренными, причем, те, кто постарше, только посмеивались, а молодежь настойчиво добивалась своего. Имя Сары Банбери стало символом упадка, всего развратного и запрещенного.
Прошло совсем немного времени, и кто-то шепнул правду на ухо сэру Чарльзу, да так, что тот вышел из обычного апатичного состояния.
– Я слышал, что мой дом превратился в притон, – грубо сказал он Саре, оставшись с ней наедине.
– Я не понимаю вас.
– В самом деле? В моем клубе все только об этом и говорят. Считают, что вы такая же доступная, как любая уличная девка, и вдвое более старательная. Я поражаюсь вам, Сара.
Она была настолько встревожена и недовольна сама собой, что превратила свою ярость в оружие:
