И впервые я поступился своим человеческим достоинством. Во имя любви. Вырядился в морскую форму, навесил две медали — за трудовую и за воинскую доблесть, прихватил даже дипломы за спортивные успехи.
Клюквин терпеливо меня выслушал. Он был мудр, этот старик с молодым острым взглядом. Сказал с легкой грустью:
— Вы не любите историю и вряд ли полюбите ее. Поищите себя в другом деле.
— Я хотел бы на исторический! У меня особые обстоятельства…
— Молодой человек, разберитесь в себе. Экспериментируйте, но не за счет государства…
Я устроился на трубопрокатный завод подручным сварщика.
Тогда я очень скверно себя чувствовал. Таня начала относиться ко мне как-то снисходительно.
— Ты человек в эскизах, — сказала она мне. — Вроде все задумано хорошо и материал добротный, а так на всю жизнь в эскизах и останешься, если не проявишь настойчивости и энергии.
— Ты меня разлюбила, — ответил я.
— Глупый, я хочу поднять тебя…
— До своего уровня? Или до уровня Жбанкова? Я иду своим путем.
— Ну и иди.
Да, я перестал быть для нее авторитетом, опорой.
Все чаще при встречах она говорила об этом самом Жбанкове. Однажды показала тетрадку с выразительным заглавием: «Ископаемый юмор».
— Жбанков посоветовал завести. Тут собрано все от древних египтян до эпохи Возрождения. Евгений Иванович считает, что юмор — квинтэссенция житейской мудрости.
Я перелистал тетрадку. Тут в самом деле был собран окаменевший юмор.
Я, разумеется, ни разу не улыбнулся: ведь чувство юмора мне не присуще. Вернул тетрадь, сказал:
— Запиши еще одну хохму тринадцатого века. Слышал от Клюквина, когда был у него на приеме. У одного шута спросили: «Почему петух, просыпаясь по утрам, поднимает одну ногу?» Он ответил: «Потому что петух упал бы, если бы поднял сразу обе ноги». Подумай над этим…
Я начал ревновать, терять уверенность в себе.
— За любовь нужно бороться, — говорил Родион Угрюмов. Родион всегда за что-нибудь боролся. Боролся за число пробуренных шпуров, за число вынутых кубометров земли, боролся за успеваемость на курсе. За любовь бороться ему не приходилось: Наташа оженила его на себе. Мог ли такой человек быть авторитетом в подобных делах? Мне вспомнился наш флотский хозяйственник майор Кульков, который, изредка появляясь на матросской кухне, призывал: «Бороться с паром нужно, бороться…»
Да, я пробовал бороться. Может, не так, как следовало.
Чтобы быть рядом с Таней, я через год все-таки поступил в университет на исторический факультет. Но это не принесло счастья…
Почему я беспрестанно думаю о Тане? Нужно забыть, забыть ее, вычеркнуть из памяти навсегда…
Что мне хотела сказать Лена? Впрочем, она все сказала. Сказали ее сухие горячие глаза, губы подрагивающие, тонкие длинные пальцы. Но почему это не задело меня?.. Почему сейчас, когда за щитами пляшет метель, я хочу думать о непедагогичной Юлии Александровне, о ее белой полной шее, о том, как вчера она заглянула в мой отсек, и, вместо того чтобы повышать показатели, я болтал с ней о всякой чепухе, и Юля (как я уже называю ее про себя) не торопилась уходить, хотя и понимала, что мы оба срываем план и тянем бригаду назад.
Я опять вижу ее губы, блестящие глаза, жесткие и в то же время чувственные…
Но постепенно и облик Юлии Александровны как-то расплывается. Я устал. Очень устал. И замерз. Пора бы немного размяться, попрыгать.
Смотрю на часы и сам себе не верю: оказывается, прошло всего тридцать пять минут!
Прибегает Демкин. Виновато моргает заиндевелыми ресницами.
— Бригадир, я, кажется, сжег трансформатор…
Смотрю на него, ничего не понимая.
Наконец смысл случившегося доходит до сознания, и меня бросает в жар: сжег трансформатор!
Сейчас я не думаю о том, что по вине разгильдяя бригада потеряет второе место, — я радуюсь: Демкин жив! Жив! Могло ведь убить током!
— Да как же это ты, а?..
— Как, как… Известное дело как: электрики подсунули неисправный аппарат…
Возможно и такое. Но почему подобные вещи случаются именно с Демкиным?.. Вся бригада как бригада, а этот… Есть у меня в чемодане широченный ремень штангиста. Дать бы тебе, Демкин, такого ремня…
— Аппарат заменить! — приказываю я. — Немедленно вызвать электриков, с Чулковым поговорю сам…
Но главный механик Чулков тут как тут. Он набрасывается на Демкина:
— Чему вас на курсах учили?! Если запузыривать на всю мощность, то и сам сгоришь! Что, ты не знаешь, как регулировать силу тока?! Сегодня же доложу обо всем Лихачеву. А ты, бригадир, куда смотришь?!
— Я смотрю в будущее, товарищ Чулков, и поскольку это не первый случай со сварочными аппаратами, то потребую расследования. Да, да, расследования. Почему ваши электрики не проверяют регулярно исправность обмоток и изоляции?! При такой погоде нужна особая бдительность.
Чулков затихает.
— Ладно, обойдемся без расследования, — умиротворенно говорит он. — Я уже приказал заменить аппарат. Кланяйся, старичок, Чулкову в ножки. Я человек покладистый.
— Кланяюсь. А теперь разрешите мне поработать…
Казалось бы, инцидент исчерпан. А у меня все еще дрожит каждый нерв. Виноват или не виноват Демкин, но ведь рано или поздно может случиться ЧП: поражение сварщика током.
Нет уж, товарищ Чулков, не делайте нам одолжения, сегодня же обо всем доложу Скурлатовой. А Демкина надо пропесочить, пропесочить…
Замкнутся проклятые обмотки — пиши пропало.
Даже среди ночи, во сне мне часто мерещится: кто-то из ребят моей бригады лежит, скорчившись, на снегу.
Чулков и Демкин уходят, а я все не могу прийти в себя, электрод валится из рук. Но нужно приниматься за дело: счет идет на часы, на минуты… Живей, живей!
4
Как-то я спросил у Родиона Угрюмова:
— Правда, что Коростылев — гениальный ученый?
Родион пожал плечами:
— Знаешь, что такое гений? Высшая степень творческой одаренности. Он воздействует на все человечество, а не только на своих знакомых.
— А Коростылев?
— Он талантливый физик. Очень талантливый. Много оригинальных работ. Его почему-то все время тянет в космологию. Ну, о работе, посвященной пульсации поля мирового тяготения, ты знаешь. Она широко известна.
— А еще?
— Да он гипотезы как блины печет. У него многомерное мышление, приспособленное для всяких парадоксов. Можно позавидовать. Я ведь тоже метил в ученые, в Ньютоны, а получился просто специалист с организаторско-техническим уклоном. Я ведь увлекаюсь магнитогидродинамикой. Одним словом,