кресло, села женщина.
– Скажите, – спросила она, – а вы на концерте Алексея Рыбникова были? Я хотел сказать, что, конечно, был, но потом передумал и сказал, что, конечно, не был. Она, по-моему, не заметила подлога.
– Ну все мне теперь ясно. То-то я смотрю, что публика здесь не музыкальная. Не наша публика.
Она испытывала большое облегчение. Слишком много неясностей до сих пор жило в ее душе.
– А как отличить музыкальную публику от немузыкальной?
– Ну это сразу видно! – засмеялась она.
– Ну вот я – из музыкальной?
– Вы?! – она расхохоталась на весь зал.
На нас стала оглядываться как музыкальная, так и немузыкальная публика.
– У вас мама, может быть, из наших, – внезапно сказала она.
Любимову надо сокращать солженицынский текст. Он засекает время прогона, видит, что выходит лишних десять минут, злится. Надо сокращать. Он решает сделать это за счет слов актерского хора и долго меняет местами слова, предложения, что-то вставляет, больше выбрасывает. Он мучится, он творит. Актеры поют. Все это продолжается довольно долго.
– Наперекор, – бормочет Любимов. – Да, наперекор…
– На перекур? – с надеждой, не веря собственным ушам, переспрашивают актеры. – Конечно, на перекур!
– Наперекор! – уже громко говорит Любимов. – Придется пойти наперекор Солженицыну. Да, и Давиду.
Имеет в виду Давида Боровского, художника.
И он работает дальше, наперекор Боровскому и Солженицыну. Ни о каком перекуре больше никто не заикается. Наконец, кажется, слово найдено.
– Да, вот так и будет, – удовлетворенно говорит Любимов. – Так гораздо лучше. Все с облегчением вздыхают. И только какая-то женщина, в темноте не видно, подходит к нему и очень осторожно говорит:
– Юрий Петрович, вы понимаете, что произошло?
– Конечно, понимаю, – с раздражением говорит Любимов. – Я сократил текст, и он стал гораздо лучше.
– Юрий Петрович, вы только что полностью восстановили первоначальный текст Александра Исаевича, только в один оперный кусок.
– Не может быть, – медленно говорит Любимов. Но, в общем, конечно, так оно и есть.
Так писатель Солженицын победил режиссера Любимова.
Массовка
часть 9
Рассказывали, что в связи с предвыборной кампанией партии «Единство» к работе специально привлекли двух психологов.
– Но они оказались, как бы помягче выразиться… теоретиками, – говорили мне. – Они Карелина, например, заставили на публике говорить про нейролингвистическое программирование. Потом Карелин послушал себя в записи, и Шойгу их выгнал.
После этого у него были еще два имиджмейкера. Они сказали, что, когда Шойгу сидит на стуле, у него топорщатся складки пиджака на спине, провели между собой ролевую игру и спустя два дня выложили на стол несколько способов решения этой проблемы – на выбор. Были тут же уволены.
Московская организация «Единой России» провела антивоенную демонстрацию прямо у стен американского посольства в Москве.
Перед американским посольством появились колонны Центрального административного округа, Северо- Западного, Южного – в свитерах и ветровках с символикой «Единой России».
«„Зенит“ – параша, победа будет наша!» – закричали подростки, ступившие на Садовое.
– Вы что? – остановили их. – Вы куда пришли?
– Нет войне! – отреагировали они. – Колумб, зачем ты открыл Америку?! Им все-таки к испанскому посольству надо было.
Я спросил молодых людей под флагами ЛДПР, за что они.
– Мы против войны, – ответил один из них. – Но вместе с тем и за! И это – традиционная и последовательная позиция нашей партии!
– Сколько времени вы общались с президентом? – уточнил я у лидера движения «Наши» Василия Якеменко.
– Три часа! – с гордостью ответил он. – Покажите мне, кто еще столько времени разговаривал с президентом?
– Правозащитники четыре часа говорили, – сказал я ему.
– Ну, правозащитники, – засмеялся он. – Они же медленно говорят и ни о чем.
– Слушайте внимательно, я вам первым говорю… Профсоюзы – это не школа коммунизма! – сказал кандидат в президенты Анатолий Георгиевич Назейкин, и мне показалось, даже огляделся по сторонам. – Профсоюзы – это школа демократии! И делайте теперь со мной что хотите!
– Все понимают, это выборы по олимпийской системе, главное не победа, а участие. Победит ведь Путин. А зачем же, вы спросите, выдвигаюсь я, ведь шансов нет? Да затем, чтобы… Эх, да разве можно такое объяснить… – пришел он к мысли, которую, по его признанию, решился высказать только сейчас.
– А вот я слышал, что в вашей Партии консервативных предпринимателей почти одни охранные агентства, – сказал главный редактор пермской газеты. – Это правда?
– Да! – горячо подтвердил пресс-секретарь Партии консервативных предпринимателей Шмырь.
– Настораживает!
– Но почему? – Шмырь задумался. – Вы ж поймите: людей сначала надо охранять, чтобы они работали… А то они все растащат!
Зал встал.
Владимир Путин тоже встал и даже на мгновение приложил руку к сердцу. Впрочем, жест для него самого был настолько нехарактерный, что он отдернул руку и ею же предложил делегатам сесть, предварительно сделав это сам (он понимал, очевидно, что по своей воле они теперь ни за что не сядут).
Лидера движения «Духовное наследие» Алексея Подберезкина представлял его заместитель Илья Константинов.
– Тема вашей дискуссии: какого президента ждет Россия? Двух мнений тут быть не может: Владимира Путина! – начал он. – Почему Путина? Потому что это правда. Почему правда? Потому что он собрался мочить в сортире. Его поддерживают в этом силовые структуры. Нам говорят: Путин – это диктатура, подавляющая роль государства, самоизоляция России, угроза свободе слова. Но ведь именно такого президента и ждет Россия. Именно такой ей и нужен! Россия беременна Путиным!
Илья Константинов пояснил, что цель, к которой исподволь ведет Путин, – возрождение Российской империи.
– И именно к ней сегодня триумфально шествует Путин с его легендарным сортиром! И именно поэтому мы выдвинули Алексея Подберезкина кандидатом в президенты России, – неожиданно закончил он.
– Россия – это государство, а уже потом народ! – закончил Илья Константинов. – Русский путь – не выдумка. Его не надо сочинять, надо оглянуться – мы идем по нему!
– А у вас нет ощущения, что русский народ вас не поддерживает? – рискнул спросить я лидера «Союза русского народа». – Ну и палестинцев в их борьбе, значит, тоже. Никто ведь не пришел.
– Так называемый русский народ? – насмешливо переспросил господин Кузнецов. – Сюда пришла та часть русскоязычного населения, которая считает себя русским народом!
– То есть в русском народе состоят, по вашему мнению, всего шесть человек?
– А нас, организаторов, вы что, не считаете? – оскорбился Игорь Кузнецов.
– Хорошо, девять. И как максимум, судя по вашей заявке, может быть двадцать.
