отгораживался от Даши. Радостно, как ребенок, разучивший новое слово, он говорил ей теперь «люблю» и смотрел на нее, ожидая награды.
Отсутствие эмоционального опыта делало его беззащитным и уязвимым в тех ситуациях, где большинство людей обычно чувствуют себя комфортно и естественно. Он яростно обижался на Дашу, если она не отвечала мгновенно на его ласку, и глаза его наливались пугающе знакомым Даше бешенством. Привыкнув мгновенно реализовывать свое бешенство, теперь он не знал, как с ним быть, и оно тут же сменялось трогательной растерянностью.
Игорек постоянно смотрел на нее вопросительно, как будто проверяя, правильно ли он себя ведет… «Если дикий зверь, который никому не дает к себе приближаться, вдруг разрешит себя погладить и положит голову на колени, то растрогаешься, конечно, но пополам с опаской и неловкостью», — думала Даша. Зверь не кусал Дашу, усыпив предварительно ее бдительность, и она сначала почувствовала к Игорьку нежность, как к ребенку или калеке, а потом уже ничего не думала и ничего не чувствовала, а просто влюбилась. Особенное влюбленное дрожание почему-то вызывали в ней его руки, лежащие на руле машины. Даша изучила его руки до мельчайших подробностей: узловатые пальцы, форма ногтей, утолщенная фаланга на чуть кривом мизинце правой руки, шрам на ладони.
Им нравилось играть. У Игорька была странная манера одеваться, вернее, не одеваться вовсе. Он носил старые, рваные на коленях джинсы в сочетании с очень дорогой обувью, которую покупала ему Ляля. Как- то, гуляя, они зашли в дорогой ресторан, где швейцар преградил им дорогу, возмущенно покосившись на его продранные на коленках джинсы. Игорек обиженно залопотал на смеси английского и испанского и подчеркнуто суетливо полез в карман, вытащив мятую пачку тысячных купюр.
— Ты вышел из образа, — сказала Даша, которая всегда серьезно относилась к любой игре. — Либо ты бандит с комком долларов, либо вялый иностранец.
Однажды на заправке Даша, пересев на водительское место джипа, ждала Игорька и изучала блестящую множеством кнопок и датчиков панель управления. Заплатив, Игорек двинулся к своему джипу и взял в руки шланг.
— Девушка! — укоризненно обратился к ней человек в форменной куртке. — Я здесь нахожусь, чтобы вам помочь, а вы кого-то с улицы наняли…
— Не гоните его, — проникновенно попросила Даша, выглядывая из блестящего черного джипа и кивая на держащего шланг Игорька. — Дадим ему немного заработать.
Она сыпала мелочь Игорьку на ладонь и хотела быстро рвануть с места, но не смогла тронуться и томно попросила оборванца:
— Вы мне не поможете?
Оборванец, не веря своему счастью, неуклюже забрался в машину странной извращенки, подбирающей бомжей, и мгновенно рванул с места.
Игорек играл с Дашей с таким детским упоением, как будто был маленьким заброшенным мальчиком и только и ждал, что кто-нибудь придет и поиграет с ним. Впрочем, сама она, оставшись без Женьки, тоже ждала, когда кто-нибудь с ней поиграет, и готова была играть с каждым, кто захочет, но никто не хотел и не умел.
Даша включила свое обаяние так решительно, как утром включала свет в Маргошиной комнате, хочешь не хочешь, пора в школу, хочешь не хочешь, влюбляйся! Между ними все происходило очень бурно и быстро, и на самом деле с их совместной подготовки к обыску до того времени, как он впервые сказал ей «люблю», прошла всего неделя.
— Дашка, — удивленно сказал Игорек, — я, кажется, не разговаривал столько за всю свою жизнь. — Он довольно улыбался, казалось, ему самому нравится новый Игорек.
— Значит, за всю жизнь у тебя накопились вопросы, — засмеялась Даша.
Игорьку, долгие годы находившемуся рядом с Дашиной семьей, очень хотелось прояснить для себя их внутренние отношения.
— Как вы живете с Олегом, вы же такие разные? Ты бегаешь вокруг, кричишь, думаешь, что ты капитан корабля, а он не реагирует. Ты… — Он с трудом подбирал слова. — Ты такая веселая, у тебя так много друзей…
— Было много, пока все не уехали, — мрачно вставила Даша.
— Ты скоро восстановишь… Олег никогда с тобой не смеется… Тебе с ним не трудно?
— Мы же с детства дружили. Сейчас, правда, уже не дружим, но это, наверное, невозможно в браке. В детстве мы с Олегом ночами обсуждали книги, а теперь Маргошины двойки, и те на ходу. — Даша ответила Игорьку чуть печально, но тут же, улыбнувшись, добавила: — Потому что дружбы между мальчиками и девочками не существует. Или брак, или дружба.
— А как вы дружили семьями? У моих родителей не было таких друзей, чтобы я на ком-нибудь должен был жениться.
— Ну, представь, что у тебя есть жена и сын, и мы с вами дружим всю жизнь. Я с твоей женой, ты с Олегом, а твой сын с Маргошей вместе выросли. Здорово было бы, правда? — мечтательно сказала Даша.
— Значит, мой сын должен жениться на Маргоше?! А если он не хочет? — возмущенно спросил Игорек. — Почему Олег должен был на тебе жениться?
— Он не был должен, — объяснила Даша. — Просто мы были как одна семья, это получилось естественно.
— Но ведь если бы твой отец не умер, вы бы не поженились! — логично возражал Игорек. — Меня никакая семья не смогла бы заставить что-то против моей воли сделать, тем более жениться против моей воли!
— Никто его не заставлял! — рассердилась его непониманию Даша.
Игорек недоуменно пожал плечами.
— Странные вы… Даша, а почему твоя мама всегда у вас? Она же замужем.
— А где же ей быть? И не всегда, а всего раз пять в неделю, ну от силы шесть, — пошутила Даша и нарочито важно объяснила: — В еврейских семьях все очень привязаны друг к другу, часто видятся, живут общей жизнью… А ты свою маму часто видишь?
— Нормально, раз в месяц, может, два. Когда я был маленьким, Ляля меня называла Гарик, смешно, да?
— Тебе идет быть Гариком, я тебя тоже так буду звать.
— Ляля классная… а отца я ненавижу!
— Господи, за что?! Неужели ненавидишь? — пошутила Даша. — Может, просто не любишь, недолюбливаешь, недооцениваешь…
— Ненавижу, — уверенно ответил Игорек. — Я ему не нужен, и он мне тоже! Жалко мне Олега, я бы не потерпел в своем доме тещу, — продолжал Игорек. — Если бы Сучка таскала сюда свою мать…
Игорек неприятно поморщился, как будто увидел что-то гадкое.
— Игорек… Гарик, а ты не замечал, что всем было неловко, когда ты Алку называл Сучкой?
— Всем было неловко? — удивился Игорек и засмеялся. — Да это же была шутка. Она рассказывала, что, когда ходила со своей собакой на площадку, там тренер обращался к собакам не по кличкам, а по фамилиям хозяев. Он перепутал Алкиного Лео с сучкой и закричал ему: «Сучка Попова, на бревно!»
Ярче всего эмоциональная ущербность Игорька проявлялась в сексе. Боязнь оказаться не на высоте или, не дай Бог, показаться беззащитным или слишком ласковым, а значит, смешным, мешала ему расслабиться. Прошла всего неделя, а Игорек уже понемногу избавлялся от нелепой спортивности, стесняясь, бормотал какие-то нежные слова, научился подолгу лежать в постели, не переходя мгновенно к сексу, часами разговаривать и легко касаться друг друга. Вот руки Игорька, вот его губы, а вот и сам Игорек!
— Гарик, может быть, у тебя, кроме учительницы английского, была еще учительница физкультуры? Мы же сейчас не сдаем нормы ГТО. — Увидев, что он почувствовал себя оскорбленным, она немедленно смягчила обидный смысл своих слов нежным взглядом. — Не надо стараться… Мне и так с тобой хорошо…
— А мне так еще ни с кем не было! Как это ты меня так быстро приручила? — подозрительно спросил Игорек.
