– Ага! Я подумала, что хоть ты и легавый, а ничего. И, может, мне надо извиниться и вернуть тебе лишнее. – Она порылась в рваной сумочке, достала десятидолларовую бумажку и торжественно протянула ему.
Он смотрел на купюру, в висках у него стучало, глаза невыносимо резало.
– Вид у тебя не того, – заметила она. – Может, ляжешь в постельку, а поговорим утром?
– Ну, знаешь! – рявкнул он.
Она словно огорчилась.
– Я думала, ты обрадуешься.
Он состроил брезгливую гримасу и твердым шагом удалился в ванную.
С какой стати эта заезженная малолетняя проститутка вторгается в его жизнь? Чего ей от него надо?
Он выпил несколько стаканов воды из-под крана, а когда вышел, увидел, что она снова свернулась на диване и как будто заснула.
Четверть пятого. У него не хватало ни сил, ни духа вышвырнуть ее вон. Вместо этого он запер дверь на два оборота ключа, а потом забрал ключи, бумажник и пистолет к себе в постель. Подумал, не запереть ли дверь спальни. Но не запер.
Устало разделся и голый залез под одеяло. В глубине души он знал, что она придет к нему. Она была ребенок, проститутка, ничто. Но он знал, что она придет, – и хуже того: он хотел, чтобы она пришла.
В «У Мэки» было полно народу. Он не заглядывал сюда больше года. Но все осталось прежним.
Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.
Он выпил первую рюмку и знаком попросил еще. Конец недели обещал быть долгим и жарким.
Глава 23
Утро четверга. В студии. Вымыт, причесан. Нервный, как араб на израильском базаре. Но вид неплохой.
Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».
Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.
А потом судорожные сухие спазмы.
Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»
«О чем речь?»– спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.
«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»
«Когда?»
«В четверг».
«О Господи!»
И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.
Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос – или нет?
Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.
– Где гримерная, знаешь? – спросила она.
Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!
– Естественно. Если она на прежнем месте.
– На прежнем. Первый этаж – не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.
– А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?
– Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.
Всего два часа – и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.
– Покедова, – сказала девица и удалилась.
Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.
Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.
