– Эй! Бадди! Куда путь держишь, друг? – Куинс, чернокожий актер, его хороший приятель, шлепнул ладонью о его ладонь, когда они поравнялись. – Как у Фрэнсис нынче с настроением?
Ничего?
Он пожал плечами:
– Более-менее. Но кувыркаться я бы не стал.
– А когда ты вернулся?
– Пару дней назад.
– Ну так пошли! Выпьем кофе со сливками. У меня новая рыжая лисичка подъедает крошки за завтраком. Горячая, ух! Тебе обязательно надо с ней познакомиться. Просто персик. И у нее есть сестренка!
– Как-нибудь в другой раз. У меня свидание насчет сериала.
– Ладно, в другой раз. Звякни мне, и погуляем. Проведем вечерок в «Мейврике».
– Договорились!
Они снова хлопнули ладонью о ладонь и разошлись. Бадди поднял воротник кожаной куртки и заторопился к машине. Почему он не сказал Куинсу, что женился? Почему недоволен, что сказал Фрэнсис? Не жалеет же он в самом деле?
Черт, нет, конечно! Но человек должен иметь образ, и его образ – сексуальный, сильный мужчина, жеребец, готовый сделать что угодно и отправиться куда угодно без секундного размышления. А жена почему-то никак с этим образом не сочетается.
Он завел дряхлую машину и настроился на волну рока. Ангель не та жена, которой стыдятся. Юная, красивая, чистая! Смешное конечно, слово, но как еще описать Ангель? Большинство девочек, которыми кишит Голливуд, успевают к двадцати годам испробовать все и всех. Но Ангель совсем другая. Только как сохранить ее такой в городе, где полным-полно подонков?
Но сейчас не это главное. Сейчас главное – раздобыть баксы.
Ангель верит, что он на коне, и он не допустит, чтобы она думала иначе, пусть даже ради этого придется вернуться к скверным привычкам – временно, разумеется. Он нажал на педаль газа и поехал в сторону Беверли-Хиллз.
Глава 6
Милли Розмонт забормотала во сне и беспокойно закинула левую руку на живот мужа.
Леон лежал на спине, глядя в потолок невидящим взглядом.
Он осторожно снял руку жены, повернулся и посмотрел на нее, мысленно будя ее, чтобы они могли поговорить. Она не шелохнулась. Он бесшумно встал с постели, прошлепал на кухню, открыл холодильник и тоскливо уставился на его содержимое. Шесть яиц, миска яблок, обезжиренное молоко и тарелка деревенского сыра. Просто слюнки текут! Но, с другой стороны, он же на диете, и Милли помогает ему ее соблюдать. За три месяца он набрал двадцать четыре фунта. По два фунта в неделю. Он чувствовал себя толстым и неуклюжим, не говоря уж о том, что пояс брюк пришлось три раза расставлять, а рубашки и куртки лопались по швам.
Но виновата Милли. Как она готовит!
Виноват он. Жрет как свинья. Особенно если его что-то гнетет.
Он вытащил сыр, достал ложку из ящика и сел за кухонный стол. А что-то его гнетет, от этого никуда не денешься. Убийства на Френдшип-стрит – трое изрубленных в куски без видимой причины. И одна из троих – бедняжка Джой Кравец.
В газетах она фигурировала как «красивая манекенщица-подросток». Если жертве нет тридцати и она женского пола, ее всегда объявляют красивой. Придает заманчивости заголовкам.
«Манекенщица, мать их», – подумал он. А кому знать, как не ему? Он ощущал гнев и бессилие, стоило ему вспомнить Джой, ее окровавленный изувеченный труп. Джой. Она же была совсем еще девочка…
Ему вспомнилась их первая встреча.
– Поиграть хотите, мистер?
Леон не мог поверить, что это было адресовано ему. Он огляделся по сторонам, не сомневаясь, что шлюшка с детским личиком в черном мини-платьице из искусственной кожи и туфлях на нелепо высоких каблуках заговорила с кем-то другим.
Но на улице не было ни души.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Сколько надо! – Она нахально подмигнула, и он заметил, что ее левый глаз сильно косит. Пятнадцать лет. От силы – шестнадцать.
– Так что скажешь, ковбой? – Она уперла руки в бока и ухмыльнулась ему. – Я могу показать тебе рай.
– А я могу показать тебе мое удостоверение. Я полицейский.
Ухмылка исчезла.
– Легавый? Это надо же! – Она наклонила голову набок. – Вы меня не заберете, верно? Мы же просто трепались. Я ведь вас не зазывала.
– Где ты живешь?
Она не могла решить, то ли он принял ее первое предложение, то ли намерен арестовать.
