– Что б они сдохли, бляди! – выкрикнул он.
Ферди просунул голову в дверь.
– У вас тут все в порядке?
– В полном порядке, спасибо, – отозвалась Сейди.
Бадди даже не заметил, что их перебили. Что-то бормоча под нос, он тяжело опустился на стул.
Сейди взяла ручку с золотым пером и, теряя терпение, забарабанила по столу.
– Не распускайся. Маленькая неудача, и только-то. Гонорар заплатят полностью, и реклама для тебя неплохая. Подвернется кое-что и получше. – Она не хотела выдавать секрет и говорить, что кое-что уже подвернулось. С клиентами все хорошо в свое время.
– Боже! – охнул он. – А Монтана знает?
– Да. Завтра все это будет в газетах. И, Бадди… у меня для тебя сюрприз. В понедельник твой рекламный щит разойдется по всей Америке, так что возьми себя в руки и давай-ка чувствуй себя опять прекрасно. Сегодня Джина устраивает Россу вечеринку-сюрприз. Я хочу, чтобы ты там был. Никогда не знаешь, но, может, к вечеру у меня будет для тебя хорошая новость. Недаром я слыву самым расторопным агентом на Западе!
Он кивнул как можно радостней, про себя удивляясь, почему всякий раз, когда все уже вроде бы на мази, какой-нибудь умник что есть силы врезает ему ногой по яйцам.
Джина всегда готовилась к вечерним выходам в свет с посторонней помощью. Каждый вечер ровно в шесть в особняк приезжал профессиональный художник-гример, латиноамериканец.
Перед ним появлялась массажистка-венгерка, а после нее – француз-парикмахер.
Вкупе с садовниками-японцами, горничными-филиппинками и секретаршей-англичанкой дом ее становился настоящей Организацией Объединенных Наций. Семь великолепных спален с семью ванными комнатами, шесть огромных гостиных, квартиры для служащих и кухня такого размера, как в отеле, и все равно Россу было трудно найти для себя спокойный уголок.
Слуги вели себя с ним не так, как он привык. Это его бесило.
Они вели себя с ним, как с дружком кинозвезды, пребывая в блаженном неведении, что он тоже кинозвезда.
Джина заглянула в перерыве между гримом и прической.
– Звонил сегодня своему агенту? – спросила она решительно.
– А что, надо?
– Милый, каждый должен говорить со своим агентом по меньшей мере два раза в день.
– Зачем это?
– Затем, что рука все время должна быть на пульсе. – «Черт! – думала она. – Не знает еще, что фильм отменен, а я ему не скажу. Почему не звонит его дубиноголовый агент?»
– А как насчет моего пульса? – Глазки его умаслились.
– Для старичка ты уж очень похотлив. Но в следующий раз лови меня до того, как накрашусь, ладно? – Она заторопилась к себе, бросив:
– Позвони агенту.
Он потерял дар речи. Старичок. Смеется она, что ли? Сама-то тоже не девятнадцатилетняя невеста.
Он налил виски, бросил лед и полюбовался на себя в зеркале бара. Старый или нет, он по-прежнему способен убивать наповал.
Россу Конти предстоит еще долгий путь, прежде чем он выйдет в тираж.
Элейн и Мэрли опять дружили. Лучше уж надоедать друг другу, чем никому не надоедать.
Ни та, ни другая наилучшим образом не выглядели и потому не ходили обедать в «Ма Мезон», «Бистро Гарденс», «У Джимми»и в другие модные рестораны. Вместо этого они торчали в бассейне то у одной, то у другой, принимая вредные для кожи солнечные ванны и – большими стаканами – всевозможные экзотические спиртные напитки. Про десять тысяч долларов, которые Элейн пожелала занять у подруги, благоразумно забыли.
Элейн говорила только про Росса.
Мэрли – только про Нийла.
Рон Гордино и Рэнди Феликс ни разу упомянуты не были.
А чего же еще ждать в городе, где все крутится вокруг того, кто ты и сколько у тебя денег?
Монтана была в бешенстве. Она ходила взад-вперед по своему дому на холме с прекрасным видом из окон и обзывала Оливера Истерна всеми словами, которые только могла вспомнить, и еще другими. Она чувствовала себя беспомощной – чувство, к которому она не привыкла и которое ей не нравилось.
Кинобизнес.
Шел бы он куда подальше.
Она связалась со своим адвокатом в Нью-Йорке и потребовала, чтобы он вернул права на «Людей улицы». Перезвонив ей час спустя, он сообщил, что это невозможно.
– Ничего нет невозможного! – раскричалась она.
