И мистер Деламейн принялся излагать соответствующую статью закона о браке, как она существует и по сей день к стыду и поношению английского законодательства и всей просвещенной английской нации.
— Согласно Ирландскому кодексу Георга II, — вещал он, — брак, совершенный католическим священником между католиком и протестантом или между двумя протестантами, перешедшими в католичество менее чем за год до бракосочетания, считается недействительным. А согласно двум другим законам, принятым в то же царствование, священник, заключивший такой брак, считается виновным в совершении уголовного преступления. На ирландских священников других вероисповедании действие этих законов не распространяется. Они имеют силу только для священнослужителей римско-католической церкви.
— Неужели такое возможно в девятнадцатом веке! — воскликнул Кендрю.
Мистер Деламейн усмехнулся. Он уже давно утратил лелеемые обществом иллюзии относительно нынешнего века.
— Ирландский брачный кодекс имеет еще и другие странности. С одной мы уже столкнулись: брак, заключенный католическим священником, оказался недействительным, а такой же брак, соверши его англиканский, пресвитерианский или нонконформистский священник, будет неоспоримо иметь законную силу. Но это не все; согласно другому закону, один и тот же брак будет действительным, если его заключил католик, и недействительным, заключи его служитель англиканской церкви. И наконец, существуют еще браки, которые англиканский священник имеет право заключать, а пресвитерианский или нонконформистский не имеют. Вопиющая нелепость. Иностранцы подобное положение сочли бы позорным. Нас же оно нимало не волнует. Но вернемся к нашему случаю. Закон говорит о нем одно: мистер Ванборо — холост, миссис Ванборо — не замужем, их ребенок — незаконнорожденный, а священник Амброз Рэдмен должен быть привлечен к суду и наказан как человек, совершивший преступление.
— Постыдный закон!
— Но закон, — коротко и внушительно возразил Деламейн.
Во время этого разговора ни одно слово не сорвалось с уст хозяина дома. Он сидел, уставившись в стол, стиснув зубы, и напряженно думал. Мистер Кендрю, оборотившись к нему, первый нарушил молчание.
— Если я правильно понял, вы хотите услышать мой совет относительно этого дела?
— Да.
— Стало быть, наперед зная суть разговора и предвидя, что скажет мистер Деламейн, вы колебались, какое вам принять решение? Неужели вы хоть на миг усомнились, что должны немедля исправить столь чудовищную ошибку и сделать вашу жену — ибо она жена ваша перед богом и людьми — женой и в глазах закона?
— Если вам угодно видеть дело в таком свете… — сбивчиво начал Ванборо, — …если вы не хотите принять в соображение…
— Я жду от вас прямого ответа: да или нет.
— Позвольте мне объясниться. Человек имеет право высказать свою точку зрения…
Кендрю взглядом, полным презрения, остановил его.
— Можете не затруднять себя объяснениями. Я покидаю ваш дом. Вы преподали мне урок, милостивый государь, который мне никогда не забыть. Оказывается, можно знать человека с детства и не видеть, что он всю жизнь носит на себе личину. Мне стыдно, что я считал вас своим другом. С этой минуты мы с вами незнакомы.
С этими словами мистер Кендрю встал из-за стола и навсегда покинул дом человека, преступившего закон чести.
— Какой вспыльчивый господин, — заметил Деламейн. — Если не возражаете, я, пожалуй, выпью бокал вина.
Ничего не ответив, Ванборо поднялся из-за стола и быстрыми шагами заходил по комнате. Каким бы негодяем он ни был, правда, пока еще в помыслах, потеря старого друга на миг выбила его из колеи.
— Дело очень щекотливое, Деламейн, — наконец вымолвил он. — Что бы вы мне посоветовали?
— Я не берусь советовать. Моя обязанность — изложить юридическую сторону дела, не более.
Ванборо опять сел за стол, мозг его сверлила мысль: воспользоваться открывшейся свободой или нет. У него пока не было времени хорошенько обдумать свое новое положение. Если бы не жизнь на континенте, он, без сомнения, давно бы узнал о том, что его брак недействителен. Подозрение возникло у него летом во время случайного разговора с Деламейном. И вот теперь он знает наверняка — Анна Сильвестр не жена ему.
Какое-то время гость и хозяин сидели молча: один потягивал вино, другой думал свою нелегкую думу. Безмолвную сцену нарушило появление слуги. Увидев слугу, Ванборо вдруг взорвался.
— Что тебе надо? — рявкнул он.
Слуга был старой английской выучки, другими словами, не человек, а машина, которая, если однажды ее завести, будет изо дня в день исправно делать свою работу. Теперь ей полагалось говорить, и она заговорила:
— Пожаловали-с дама. Желают-с осмотреть дом.
— Скажи ей: так поздно мы никого не пускаем.
Машине, однако, велено было кое-что сообщить хозяевам. И она не могла ослушаться повеления.
— Дама приносит свои извинения, сэр. У нее очень мало времени. Этот дом был последний в списке, который ей дал ее агент. А кучер по глупости никак не мог найти дом в незнакомом месте.
— Попридержи свой язык и вели даме убираться к черту.
На этот раз Деламейн не выдержал и вмешался: его клиент явно действовал в ущерб своим интересам.
— Вы ведь, кажется, желаете сдать дом, и как можно скорее? — спросил он.
— Разумеется.
— По-моему, неблагоразумно, поддавшись минутному раздражению, забывать о делах.
— Благоразумно или нет, но я терпеть не могу, когда в мой дом вторгаются посторонние.
— Как вам угодно, не буду вмешиваться. Я только хотел заметить, на случай, если вы заботитесь о моем удобстве, что меня это вторжение нимало не обеспокоит.
Слуга ждал распоряжений с непроницаемым лицом, и Ванборо сдался, не скрывая, впрочем, недовольства.
— Ладно. Проводи ее сюда. Да скажи, что ей только покажут комнату, а если она хочет узнать что- нибудь, пусть обращается к агенту.
Мистер Деламейн опять вмешался, на этот раз подумав о хозяйке дома.
— Не мешает позвать и миссис Ванборо, вы ведь пока еще ничего не решили.
— Где хозяйка?
— Где-то в саду. Точно не знаю, где.
— Не можем же мы искать ее по всей усадьбе. Пошли за ней горничную и пригласи даму.
Слуга удалился. Деламейн налил себе второй бокал вина.
— Превосходный кларет, — заметил он. — Вы получаете его прямо из Бордо?
Ответа не последовало. Ванборо опять углубился в решение своей дилеммы — сбросить с себя ненавистные узы или узаконить их. Упершись локтем в стол, он ожесточенно грыз ногти. «Что делать? Что делать?» — то и дело бормотал он сквозь зубы.
Из сеней донесся свистящий шелест шелковых юбок. Дверь отворилась, и в комнату вплыла дама, желающая снять дом.
Она была высока ростом, стройна и изысканно одета. Платье ее являло собой счастливое сочетание простоты и великолепия. Легкая летняя вуалетка скрывала ее лицо. Она изящным движением подняла вуаль и с непринужденной учтивостью светской дамы попросила прощения за столь поздний визит, нарушивший беседу двух джентльменов, засидевшихся за бокалом вина.
