убеждением, что выполнил свой долг.
События следующего дня сменяли друг друга в таком порядке:
Среди прибывшей почты письма от сэра Патрика не было. Этот факт леди Ланди тотчас занесла в долговую книгу, мысленно заведенную ею на деверя, — когда придет день расчета, ему придется оплатить все свои долги с процентами.
Затем вернулся посыльный с ответом от управляющего Арнольда Бринкуорта.
Ему пришлось заглянуть в свой дневник; там он вычитал, что мистер Бринкуорт сначала объявил о намерении приехать в поместье четырнадцатого августа, но появился только пятнадцатого. Итак, одна улика в подкрепление слов миссис Инчбэр была теперь в руках леди Ланди, но она решила выждать еще день — вдруг сэр Патрик передумает и все-таки ей напишет? Если же письма от него не будет, если ничего не напишет и Бланш, леди Ланди на следующее утро выезжает из Уиндигейтса и, подняв забрало, решительно вторгается на территорию противника — в Хэм-Фарм.
Третьим событием было появление доктора, прибывшего с лечебным визитом.
Ему было уготовано настоящее потрясение. Его пациентка излечилась лавандовой настойкой! Это противоречило всем правилам; тут попахивало знахарством: красная лаванда не имела права сделать то, что сделала, и тем не менее вот она, его больная, на ногах, одетая, жаждущая через день ехать в Лондон.
— Поймите, доктор, это мой долг, сколь ни велика жертва, я должна ехать!
Никаких других объяснений представлено не было. Пациентка была полна решимости, и лекарю ничего не оставалось, как, не роняя достоинства, получить гонорар и удалиться. Что он и сделал.
— Наше искусство, — доверительно сообщил он леди Ланди, — в конце концов всего лишь выбор из двух возможных. Например, взять вас — вы не выздоровели, как вам кажется, — но силы ваши питает необычайное возбуждение. И я должен спросить себя, какое из двух зол меньшее, — пойти на риск и отпустить вас в поездку, либо вызвать у вас раздражение, заставив сидеть дома. Учитывая общее состояние вашего организма, я предпочитаю рискнуть и разрешить вам ехать. Только следите за тем, чтобы окно экипажа с наветренной стороны всегда было закрыто. Старайтесь не впадать ни в какие крайности, избегайте всяческих треволнений — и, прошу вас, не забудьте взять с собой вторую бутылку вашей целительной жидкости.
С этими словами он, как обычно, откланялся, как обычно, oпустил в карман две гинеи и, как обычно, отправился восвояси, испытывая удовлетворение от того, что с честью выполнил свой врачебный долг. (До чего же завидная профессия — медицина! И почему все мы — не медики?)
Последним в шеренге событий оказался приезд миссис Гленарм.
— Ну? — взволнованно начала она. — Какие новости?
Пересказ открытий, сделанных ее милостью, — во всех подробностях, — а также заявление ее милости о своей решимости действовать, — сделанное тоном, не допускающим никаких толкований, — взбудоражили миссис Гленарм до совершенно последней степени.
— Значит, вы отправляетесь в город в субботу? — спросила она — Я поеду с вами. С той минуты, как эта женщина заявила, что будет в Лондоне раньше меня, я умираю от желания ускорить свою поездку — а сейчас есть такая возможность поехать вместе с вами. Свои дела я легко улажу. Мы с дядей договорились встретиться в Лондоне в начале будущей недели, на состязаниях. Я только напишу ему о перемене планов — и все. Кстати, о моем дяде: после нашей вами встречи я получила письмо от моих адвокатов из Перта.
— Что, снова анонимки?
— Одна — на сей раз ее получили сами адвокаты. Мой неизвестный корреспондент написал им, что забирает назад свое предложение и уезжает из Перта. Адвокаты советуют, чтобы я велела дяде воздержаться от бесполезных расходов и не нанимать лондонскую полицию. Их письмо я переслала капитану; возможно, к нашему с вами приезду в Лондон он уже будет там, чтобы повидать свои стряпчих. Вот вам мой вклад в это дело. Дорогая леди Ланди, что вы намереваетесь предпринять по прибытии в Лондон?
— План моих действий ясен, — спокойно ответствовала ее милость. — В воскресенье утром в Хэм- Фарме сэр Патрик получит от меня весточку.
— Вы напишете ему обо всем, что узнали?
— Нет, разумеется! Я напишу, что дела призывают меня в Лондон, и в понедельник я намереваюсь ненадолго заехать к нему.
— Он вас, конечно, примет?
— Думаю, в этом можно не сомневаться. Даже его ненависть к вдове его брата имеет свои пределы; раз он не ответил на мое письмо, закрыть передо мной двери он просто не решится.
— А как вы себя поведете, когда окажетесь там?
— Когда я окажусь там, дорогая моя, где сам воздух пропитан вероломством и обманом, мне придется быть крайне осторожной ради моей бедной девочки (хотя притворство и лицемерие мне омерзительны). Я не пророню ни слова, прежде чем не повидаюсь с Бланш наедине. И если долг велит мне открыть ей глаза на истину, я без колебаний это сделаю, хотя правда может оказаться болезненной. В понедельник сэру Патрику и мистеру Бринкуорту придется иметь дело не с юным и неопытным созданием, а еще кое с кем. Им придется иметь дело со мной.
Этим устрашающим заявлением леди Ланди и закончила разговор; миссис Гленарм поднялась, чтобы проститься.
— Встретимся прямо на станции, дорогая леди Ланди?
— Да, на станции, в субботу.
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ. ДОМ СЭРА ПАТРИКА
ОКНО КУРИТЕЛЬНОЙ КОМНАТЫ
— Я этому не верю! И никогда не поверю! Вы хотите разлучить меня с мужем, хотите настроить меня против моей ближайшей подруги! Это низко! Это ужасно! Что я вам сделала? Боже, голова прямо раскалывается! Вы хотите, чтобы я лишилась рассудка?
Этими словами бледная, с горящими глазами, бесцельно мечущаяся по комнате, вонзив руки в волосы, Бланш ответила мачехе, когда цель паломничества леди Ланди была выполнена и жестокая правда была высказана самым недвусмысленным образом.
Величаво спокойная, ее милость взирала через окно на безмятежный пейзаж — Хэм-Фарм окружали леса и поля.
— Я ждала подобной вспышки, — не без грусти призналась она. — Твое сердечко сейчас так страдает, бедное дитя, и эти дикие слова облегчат тебе душу. Я подожду, Бланш, я подожду!
Бланш остановилась прямо перед леди Ланди.
— Мы с вами никогда не любили друг друга, — сказала она. — Я написала вам отсюда довольно дерзкое письмо. Я всегда выступала против вас на стороне Анны. Я вам давала ясно понять — увы, не без грубости, — что я рада выйти замуж и уехать подальше от вас. Неужели вы решили мне отомстить?
— Ах, Бланш, Бланш, какие мысли, какие слова! Мне остается только молиться за тебя.
— Да, леди Ланди, я разгневана. А когда человек гневается, его приходится терпеть. Потерпите и вы меня. Не прошло двух недель, как я замужем. И я люблю его — и ее — всем сердцем. Теперь вспомните, что вы мне о них сказали. Вспомните! Вспомните! Вспомните!
Она повторила это слово негромко, но в голосе ее слышалась надрывная боль. Руки снова метнулись к голове; она снова зашагала по комнате в полном смятении.
