спросить у служанки. Они узнали у девушки, что в десяти минутах ходьбы от коттеджа живет какой то доктор. Она может рассказать, как пройти, — дорогу отыскать не трудно, — сама же идти боится: слишком поздний час, да и местность совсем пустынная.
— С ним что-то серьезное? — спросила Анна.
— У него нервное перевозбуждение, — сказал Джулиус, — он и минуты не может провести спокойно. Все время дергается, ходит туда-сюда. Это началось, когда он здесь читал книгу. Я уговорил его лечь спать. Но он не пролежал в постели и секунды, снова спустился, а самого всего лихорадит, и не может найти себе места. Сейчас он в саду, хотя я сделал все, чтобы удержать его в доме; говорит, постараюсь выбегаться. На мой взгляд, это что-то серьезное. Идите сюда, увидите сами.
Он провел Анну в соседнюю комнату; распахнул ставни.
Облака расчистились; ночь была ясная. В ярком свете звезд они увидели Джеффри: в одной рубашке и подштанниках он бегал вокруг дома по саду. Видимо, ему втемяшилось в голову, что он на стадионе в Фулеме и борется за победу. Временами, когда белая фигура проносилась мимо в лунном свете, они слышали, как он подбадривал себя: «Юг, да-вай! Юг, да-вай!» Шаги за окном бухали все тяжелее, дыхание становилось более прерывистым, он судорожно хватал ртом воздух — силы явно покидали его. Истощение скоро принудит его вернуться в дом — в лучшем случае. Мозг его в таком состоянии, что кто поручится за последствия, если не прибегнуть к медицинскому вмешательству?
— Я пойду за доктором, — вызвался Джулиус, — если вас не смущает, что я вас на время оставлю.
Анна и думать не могла о собственных страхах, когда нужда во врачебной помощи была столь очевидной. В комнате Джеффри, в кармане сюртука они нашли ключ от калитки. Анна вышла с Джулиусом, чтобы выпустить его.
— Как мне вас благодарить! — воскликнула она. — Не представляю, что бы я делала без вас?!
— Я пробуду там ровно столько, сколько потребуется, и ни секундой больше. — с этими словами он вышел.
Заперев калитку, она вернулась в коттедж. Служанка встретила ее у двери и предложила позвать Эстер Детридж.
— Кто знает, что придет в голову господину, пока его брата нет, — сказала девушка. — Раз уж в доме только женщины, пусть нас будет на одну больше.
— Вы совершенно правы, — согласилась Анна. — Разбудите хозяйку.
Поднявшись по ступенькам, они выглянули в сад через окно в конце коридора второго этажа. Джеффри продолжал бегать вокруг дома, но бежал очень медленно, то и дело сбиваясь на ходьбу.
Анна вернулась к себе в комнату и стала ждать возле открытой двери — готовая в любую секунду закрыть ее и замкнуть на задвижку, если что-то покажется ей подозрительным. «До чего я изменилась! — подумала она про себя. — Дрожу из-за любого пустяка».
Это умозаключение было естественным, но не верным. Изменилась не она, а обстоятельства, в которые она оказалась поставлена. Когда шло разбирательство в доме леди Ланди, испытанию подвергалась лишь ее духовная стойкость. Стойкость эта позволила ей совершить один из благородных актов самопожертвования, на какие женщину обычно подвигает сама женская природа, сокрытые в ней силы. Здесь же, в коттедже, испытывалась ее физическая стойкость: ей надлежало подняться над чувством реальной физической опасности, которая притаилась где-то во тьме. И перед этим натиском женская природа спасовала — стойкость Анны не могла опереться на силу ее любви, здесь возобладали животные инстинкты; требовалась твердость, присущая не женщине, а мужчине.
Дверь комнаты Эстер Детридж открылась. Хозяйка пошла прямо к Анне.
На ее желтоватых, холодно-глинистых щеках слабой краской проступило тепло; смертельно недвижных черт коснулась жизнь Глаза ее, обычно потухшие, окаменелые, сейчас странно посверкивали каким-то тусклым внутренним светом. Ее седые волосы, всегда аккуратно уложённые, в беспорядке выбивались из-под чепца. Двигалась она быстрее обычного. Что-то всколыхнуло потухший вулкан жизни в этой женщине, это «что-то» занимало ее разум, рвалось наружу, оставляя следы на ее лице. В прошедшие времена прислуге в Уиндигейтсе эти признаки были знакомы, они как бы предупреждали — в такие минуты Эстер Детридж лучше не трогать.
Анна спросила хозяйку: слышала ли та, что случилось?
Та наклонила голову.
— Надеюсь, вы не в обиде, что вас потревожили?
Эстер написала на дощечке: «Я рада, что меня потревожили. Мне снились кошмары. Когда сон затягивает меня в прошлую жизнь, я рада проснуться. Что с вами? Боитесь?»
— Да.
Она снова что-то написала, одной рукой подняла дощечку, а другой показала в сад: «Боитесь его?»
— Жутко боюсь.
Она взяла дощечку в третий раз и показала написанное с вымученной улыбкой: «Я через все это прошла. Я знаю. Это у вас только начало. Из-за него ваше лицо пойдет морщинами, волосы вымажет седина. Придет час, когда вам захочется умереть, чтобы вас закопали как можно глубже. Вам все это еще предстоит. Посмотрите на меня».
Едва Анна прочла последние три слова, она услышала, как хлопнула ведущая из сада дверь. Она схватила Эстер Детридж за руку и прислушалась. Топот шагов Джеффри, тяжело ступавшего по коридору, говорил о его приближении к лестнице. Он говорил сам с собой, все еще в плену иллюзий, ему казалось, что забег в Фулеме продолжается.
— Ставлю пять к четырем на Деламейна! Деламейн придет первым! Трижды ура югу, и еще раз ура! Дьявольски долгий забег. Уже вечер! Перри! Где Перри?
Он подходил к лестнице по коридору, его качало из стороны и сторону. Вот под ногами заскрипели ступени. Эстер Детридж, отстранившись от Анны, заковыляла со свечой в руке и настежь распахнула дверь спальни Джеффри; вернулась к лестнице; и застыла там, ожидая его, твердая, как скала. Ставя ногу на следующую ступеньку, он поднял голову и увидел лицо Эстер: ярко освещенное свечой, оно взирало на него сверху вниз. В ту же секунду он замер, словно его пригвоздили к месту.
— Привидение! Ведьма! Нечистая сила! — вскричал он. — Не смей пялиться на меня!
Выругавшись, он яростно погрозил ей кулаком, сбежал через две ступеньки вниз и захлопнул за собой дверь столовой — укрыться от ее глаз. Паника, однажды охватившая его в огороде в Уиндигейтсе под взглядом немой поварихи, снова вселилась в него. Он боялся — по-настоящему боялся — Эстер Детридж!
У калитки зазвенел колокольчик. Джулиус вернулся с доктором.
Анна передала девушке ключ, чтобы та пошла их впустить. Эстер с присущей ей сдержанностью, будто ничего не произошло, написала на дощечке: «Если понадоблюсь, они найдут меня в кухне. В спальню не пойду. Там полно кошмарных снов». Она сошла по лестнице. Анна осталась в верхнем коридоре, она с нетерпением глядела вниз.
— Ваш брат в гостиной, — крикнула она Джулиусу. — Хозяйка, если она вам нужна, на кухне.
Она вернулась в свою комнату — ждать, что произойдет дальше.
Вскоре она услышала: дверь гостиной открылась, раздались мужские голоса. Похоже, Джулиус и доктор не могли уговорить Джеффри подняться к себе в спальню; тот твердил, что у лестницы наверху его ждет Эстер Детридж. Все же им удалось убедить его, что путь свободен. Они поднялись по лестнице и прошли в его спальню.
Наступила пауза, на сей раз подольше, и дверь открылась снова. Доктор собрался уходить. Прощаясь с Джулиусом в коридоре, он сказал:
— Ночью загляните к нему разок-другой, если проснется, дайте еще одну дозу снотворного. Что касается жара и этой его неуемности, особенно не тревожьтесь. Это лишь внешние проявления — истинная хворь прячется где-то внутри. Надо позвать доктора, который осматривал его последним. Случай таков, что крайне важно знать прежние симптомы болезни.
Проводив доктора, Джулиус вернулся в дом, где его уже ждала Анна. Вид у него был изможденный, в движениях сквозила усталость — это не укрылось от Анны.
