так люблю его! Так люблю! — восклицала она, радуясь как ребенок новой игрушке.
Анна в ответ тяжело вздохнула. Бланш тотчас устремила взгляд в лицо подруги.
— Что с тобой, Анни? — спросила она изменившимся тоном.
— Ничего, милая.
Ответ Анны не обманул проницательности Бланш.
— Я ведь вижу, что-то произошло, — сказала она. — Деньги, да? — прибавила Бланш, немного подумав. — Надо заплатить долги? Не расстраивайся, Анни. У меня много денег. И я дам тебе, сколько ты захочешь.
— Нет, нет, моя девочка.
Бланш чуточку надулась. Первый раз в жизни Анна не хочет поделиться с ней своим огорчением.
— Я делюсь с тобой всеми своими секретами. А ты от меня что- то скрываешь. Припоминаю, ты последнее время чем-то озабочена, в каком-то унынье. Тебе не нравится мистер Бринкуорт? Нет? Он тебе нравится? Тогда, может, ты недовольна, что я выхожу замуж? Наверное, в этом все дело? Ты, наверное, думаешь, глупышка, что мы расстанемся? Да разве я смогу жить без тебя? Вот мы поженимся с Арнольдом, ты приедешь к нам, и мы опять будем вместе. Решено, правда?
Анна почти грубо отстранилась от Бланш.
— Смотри, кто-то идет! — махнула она в сторону входа. Это вернулся Арнольд. Подошел черед играть Бланш, и он вызвался поискать ее.
Еще минуту назад Бланш тотчас бы оборотилась к вошедшему. Но сейчас мысли ее были поглощены Анной.
— На тебе лица нет, — сказала она, как бы не видя Арнольда, — и я должна знать, что произошло. Приходи вечером ко мне в спальню, и мы все обсудим. Не смотри на меня так!
Поцеловав подругу, Бланш пошла навстречу Арнольду, и лицо ее опять просияло.
— Ну как, не промазал?
— Промазал — не промазал — все это пустяки. Главное — сэр Патрик. Кажется, дело пошло на лад.
— Что? Ты говорил с ним в присутствии гостей?
— Конечно нет. Мы договорились встретиться в беседке.
Весело смеясь, они сбежали по ступенькам, и Бланш взяла молоток.
Оставшись одна, Анна пошла в темный дальний угол беседки. На стене сбоку висело зеркало в богатой резной раме. Анна остановилась, взглянула в него и содрогнулась своему отражению.
— Неужели скоро придет день, когда даже Бланш по моему виду все поймет.
Анна отвернулась от зеркала. Возглас отчаяния помимо воли вырвался из ее груди; воздев сцепленные руки, она оперлась ими о стену и спрятала в них лицо. На ступенях появилась мужская фигура — темный силуэт в ярких лучах солнца — и на какой-то миг задержалась в дверном проеме.
ДВОЕ
Джеффри сделал несколько шагов. Анна ничего не слышала и не видела. Стояла неподвижно, точно окаменела.
— Я пришел, как вы мне сказали, — проговорил Джеффри глухо. — Но помните, это небезопасно.
При звуке его голоса Анна поворотилась. И медленно пошла ему навстречу. В лице ее произошла резкая перемена, она стала очень похожа на мать. Вот так же глядела ее мать в тот давний день на человека, который отверг и предал ее; теперь ее дочь глядела на Джеффри Деламейна — с тем же убийственным спокойствием и презрением.
— Ну? — прервал молчание Джеффри. — Что вы хотели мне сказать?
— Мистер Деламейн, вы один из самых удачливых на свете людей. Вы сын лорда. Вы хороши собой. Вы пользуетесь уважением в колледже. Вы вхожи в самые лучшие дома Лондона. Что еще можно к этому прибавить? То, что вы трус и подлец?
Джеффри открыл рот, чтобы ответить, но сдержал себя и сделал попытку свести разговор к шутке.
— Полно вам, — сказал он. — Чего сердиться-то!
— Чего сердиться? — повторила она, едва сдерживая клокотавшую в ней ярость. — И это говорите вы? Какая же у вас короткая память. Вы, как видно, забыли то время, когда я вверилась вашей любви. Поверила, что вы сдержите данное обещание. Боже правый! Какая глупость! Какое безумие!
Джеффри сделал еще попытку отшутиться.
— Безумие, пожалуй, слишком сильно сказано, мисс Сильвестр.
— Да, безумие! Ничем другим я не могу объяснить происшедшее. Просто не понимаю. Это как наваждение. Ну что могло привлечь в вас такую женщину, как я?
Даже это не поколебало безмятежности духа достопочтенного Джеффри.
— Право, не знаю, — ответил он, сунув руки в карманы.
Анна отвернулась. Откровенная грубость ответа не оскорбила ее; она еще раз напомнила ей, напомнила жестоко, что винить ей, в сущности, некого, кроме самой себя. Анна не хотела, чтобы он видел, как мучительны для нее воспоминания. Грустная, грустная история, но рассказать ее должно. Анни была прелестным ребенком, общей любимицей, когда жива была мать. Девичья пора текла мирно и счастливо под крылом добрейшей леди Ланди, матери Бланш. Казалось, дремавшие в душе страсти никогда не прорвутся наружу. Но вот жизнь ее достигла поры самого пышного цветения, и она доверила свою честь в роковой для себя миг стоявшему сейчас перед ней мужчине. Так что же, ей совсем уж нет оправдания? Конечно, есть.
Она видела его прежде в совсем ином свете, чем он виделся ей сейчас. Он был тогда герой регаты, первый из первых среди состязающихся в физической силе и ловкости. Вся Англия тогда восхищалась им. На нем сосредоточился интерес всей страны. Бицепсами его рук восторгались газеты. Идеал, которому поклонялась и рукоплескала публика. Победитель, которому тысячи глоток кричали «ура!», словом, цвет и гордость нации. В этой раскаленной докрасна атмосфере всеобщего энтузиазма Джеффри Деламейн явился ей великолепным образцом физической силы. И этот великолепный образец заметил ее, представился ей, выделил из всех, одарил своим вниманием. Возможно ли, да и разумно ли ожидать, что она разглядит среди всеобщего ослепления, какой ум, какое сердце скрываются под этой мощной мускулатурой. Разумеется, невозможно. Пока люди таковы, как есть, нельзя сказать, что этой женщине нет оправдания.
Удалось ли ей избежать страданий, как расплаты за слабость?
Посмотрите — вот она стоит здесь, терзаемая страхом, вдруг ее тайна станет известна юной девушке, названой ее сестре; раздавленная унижением, которому не найти слов. Она разглядела, что прячется под его внешностью, но разглядела чересчур поздно. Она знает ему настоящую цену теперь, когда в его руках ее честь. Спросите ее, что можно любить в мужчине, который так говорит с тобой, так тебя унижает. Спросите, во имя неба, что она в нем нашла, она — умная, тонкая, прекрасно воспитанная. И она не найдется, что вам ответить. И не напомнит, что и для вас он был образцом всех мужских доблестей, что и вы махали платком до изнеможения, когда он садился в лодку, Что и ваше сердце готово было выпорхнуть из груди, когда он, взяв последний барьер, выигрывал бег, оставив противника далеко позади. Терзаемая раскаянием, она не станет прибегать к подобной самозащите. Так разве эти страдания не искупают ее вину? Что? Подобные особы не имеют права на ваше сочувствие? И все-таки, прошу вас, поборники добродетели, дайте руку и пойдем вслед за ней, ее тернистым путем, он приведет нас в обитель чистой и обновленной жизни. Ваша сестра согрешила и раскаялась, а значит очистилась и возвысилась душой, порукой этому наш Небесный учитель. Она — утешение ангелов, лучшего попутчика, право, не сыщешь.
В беседке какой-то миг было очень тихо. С крокетной площадки доносился сюда шумный гомон игры.
