отстреливаться будешь. Времена настали такие, что жизнь стала опасной», – объяснил тот. Этого объяснения мне хватило, да и пистолет мне понравился. Эта мощная, безотказная машинка, на которую я мог положиться в любой ситуации, стала моим самым верным другом. Она одна была со мной, когда я отчаянно нуждался в утешении и не находил его.
Вот почему я всегда держал пистолет заряженным и, ложась спать, непременно клал его под подушку. Кристелл это, кстати, очень не нравилось – она все боялась, что ночью пистолет может выстрелить, и пуля продырявит ей одну из ее ужасно дорогих пневматических грудей. Она так часто об этом заговаривала, что в конце концов я достал пушку и пригрозил, что если она не заткнется, я отстрелю ей голову, и тогда сиськи ей больше не понадобятся.
Это заставило Кристелл прикусить язык, но я продолжал пугать ее пистолетом просто для забавы.
Да, когда долго живешь под химией, в конце концов у тебя едет крыша, и тогда ты начинаешь откалывать такие номера, что не приведи господи! Впрочем, самому мне было только смешно.
В конце концов Кристелл все-таки бросила меня.
Сука!
Все они суки, если разобраться.
Так я остался один в своей хижине на берегу. Я жил как настоящий бродяга, но, самое главное, у меня скоро не осталось ни цента, а деньги были мне отчаянно нужны, потому что без белого порошка я уже не мог существовать.
И тогда я вспомнил Хэдли. Как-никак, она была моей должницей, ибо именно из-за нее я потерял работу.
Особнячок Хэдли, который подарил ей ее дружок-гангстер, стоял на отшибе, в конце Анджело Драйв. Сам ее приятель постоянно жил в Нью-Йорке со своей разжиревшей женой-сицилийкой, так что никто не мог помешать двум старым знакомым потолковать по душам.
И вот однажды поздним вечером я подъехал к дому Хэдли. Намерения у меня были самые мирные. Я собирался только взять у нее взаймы пару тысяч, правда, на неопределенный срок – до тех пор, пока я не придумаю, как достать денег.
Как я и рассчитывал, кроме Хэдли, в особняке никого не было.
Ее дружок разрешал ей иметь только приходящую прислугу, ибо не хотел, чтобы кто-нибудь видел его входящим в этот дом. Дверь она открыла мне сама – открыла и замерла на пороге с разинутым ртом. Можно было подумать, что она увидела привидение.
– Да, я знаю, – сказал я, – я изменился. Что, я уже не выглядит жутким красавчиком, как раньше?
– Ты похож на собачье дерьмо, на которое кто-то наступил, – констатировала Хэдли, справившись с собой. – Что тебе надо, подонок?
– Я тоже очень по тебе скучал, – ответил я. По правде сказать, мне очень не понравилось, как она мет встретила.
– Ты нанюхался дряни, – сказала она с отвращением.
– Допустим, – согласился я. – Значит ли это, что я не могу рассчитывать на небольшое одолжение?
– Какое ? – спросила она, подозрительно прищурившись.
– Одолжи мне пару тысчонок, – сказал я. Мне было очень неприятно просить ее о чем-то, но другого выхода у меня не было.
– Уматывай отсюда, подонок. – отрезала она. – И живо, пока я не позвонила в полицию.
Впервые в жизни баба говорила мне, чтобы я уматывал. Мне!..
Обычно женщины умоляли меня остаться.
– Ну-ка, повтори еще разок, – проговорил я, как будто не веря своим ушам.
– Ты слышал, что я сказала, – ответила она коротко.
Этого я уже не мог вынести. Достав пистолет, я ткнул стволом прямо ей в брюхо.
Хэдли побледнела и попятилась, я – за ней. Так мы вместе вошли в прихожую, и Хэдли потянулась к кнопке сигнализации.
Такие кнопки располагаются обычно достаточно удобно, чтобы их можно было легко нажать, но эта была прикреплена слишком высоко. Увидев, что Хэдли поднимает руку, я оттолкнул ее в сторону и захлопнул за собой входную дверь.
Увидев, что мы остались в прихожей вдвоем и что до кнопки ей не добраться, Хэдли попыталась пнуть меня ногой, или толкнуть, или даже выбить пистолет у меня из руки. Я уже даже не помню что – помню только, что пистолет неожиданно выстрелил, и она отлетела к стене со здоровенной дырой в груди, из которой так и хлестала кровь.
Этой картины я, наверное, никогда не забуду. Я тогда был под дозой, но даже это не помешало мне понять, что я натворил.
Пот катился у меня по лицу, сердце бешено стучало, но у меня хватило ума вытереть полой пиджака дверную ручку – единственный предмет, которого я касался в ее проклятом доме. Я не стал даже искать деньги – вместо этого я как ошпаренный выскочил из дома и бросился туда, где я оставил свой автомобиль. Прыгнув за руль, я как-то доехал до своей хижины на берегу и отрубился.
Убийство Хэдли попало всего лишь на вторую полосу «Лос-Анджелес Тайме»– даже в смерти она не стала настоящей звездой.
Я знал, что не оставил следов и что ни один, даже самый головастый сыщик не сможет связать ее со мной, однако – просто на всякий случай – я потихоньку уехал в Мексику. Следующие два года я не курил и не кололся. Чего мне это стоило – совсем отдельная история, но я сумел избавиться от своего пристрастия к дряни, которая рано или поздно свела бы меня в могилу.
