– Не припоминаю, чтобы я рассказывал вам это раньше, Льюис. В самом деле, она вам нравится?
– О, конечно, – подтвердил тот, просияв в свою очередь.
– Мне тоже, – кивнул Дэйвс. Он холодно взглянул на меня. – Я взял на себя смелость заказать вам блюда сам, мистер Геллер, раз вы немного опоздали.
– Не имеет значения, – сказал я, – и что у нас будет? Дэйвс снова раскурил трубку.
– Бараньи отбивные, конечно. Фирменное блюдо ресторана.
Баранина?! О Боже!
– Любимое блюдо, – вставил я.
– Мое тоже, – кивнул дядя Льюис.
Я начал понимать, почему отец ненавидел моего дядю.
Но насчет бараньих отбивных я ошибся – они были сочные, с соусом, и очень вкусные. И когда генерал заказал для нас сливовый пудинг, я тоже не спорил:
просто доверился его вкусу, который нас не подвел. Генерал назвал это кулинарным изыском. Со словами он умел обращаться.
– Конечно, у них нет бренди, который необходим, чтобы сделать настоящий сливовый пудинг, – заметил генерал после того, как мы покончили с этим блюдом. – Но закон есть закон. Даже в Англии я отказался подавать спиртное на приемах в посольстве, считаясь с сухим законом, чтобы поддержать страну.
– Но ликеры-то не запрещены, – заметил я.
– Я представлял правительство Соединенных Штатов, – пояснил он сухо. Как будто бы это все объясняло.
– Генерал, – обратился я к нему. – Ланч был восхитительный. Я польщен, что вы меня пригласили... хотя все еще не понимаю, почему.
Дэйвс улыбнулся, чуть-чуть приподняв уголки губ.
– Почему вас удивляет, что один слуга общества хочет познакомиться и почтить другого?
– Но ведь никто из нас в данный момент не является слугой общества, – сказал я. – Мы оба работаем, можно сказать, в частном бизнесе.
Дядя Льюис поерзал на стуле.
– Справедливо, – сказал Дэйвс, кивнув. – Но вас только что за преданную, похвальную службу в качестве служителя закона отличил муниципалитет.
– Да.
– И сейчас вы решаете, не покинуть ли департамент.
– Сэр, – возразил я, – мое решение уйти из полиции уже окончательно.
Генерал сидел, нацелившись в меня своей трубкой.
– Прекрасно. Это я уважаю. – Тут он как бы доверительно наклонился немного вперед. – Вот почему, собственно, вы и здесь.
– Не понял.
– Позволь ему объяснить, Нейт, – сказал дядя Луи.
– Конечно, – пожал я плечами.
Мы находились тут уже полтора часа – комната опустела. Долгий часовой ланч для администраторов был несвойствен. Наступило самое спокойное время, которого и дожидался генерал.
– Президента Гувера вы знаете, – сказал он тихо.
– Мы не встречались, – уточнил я, – но я о нем наслышан.
– Разве вы не знаете, что это он убрал Аль Капоне?
– А я всегда считал, что для этого кое-что сделал мой друг Элиот Несс.
– Конечно, он сделал, – сказал генерал, глубокомысленно кивнув. – Отличный человек, но он – это часть того, о чем я говорю. Видите ли, здесь, в Чикаго, некоторые из нас, занимающие ответственные посты... несколько лет назад почувствовали, что мистер Капоне и компания создают нашему городу более чем красочную репутацию. Чикаго стали считать как бы счастливым охотничьим уголком для бандитов и других преступников, и произошло это за то время, пока я участвовал в военной кампании в Европе, защищая ее доброе имя. Чикаго превратился в поселение криминальных личностей, символом которых является мистер Капоне, сотворивший царство беззакония и террора при открытом неповиновении закону. Мои друзья с Уолл-стрит стали сомневаться, а безопасно ли сюда вкладывать деньги. Пришло время действовать.
Настало и мне время задать вопрос, потому что генерал вдруг замолчал, снова разжигая свою трубку.
И я спросил:
– А как случилось, что Герберт Гувер стал тем парнем, который ухватил Капоне?
Он снисходительно пожал плечами.
– Только единственным достижимым способом – подняв этот вопрос. Интерес и поддержка мистера Гувера сделали возможным конец мистера Капоне. Видите ли, до того, как мистер Гувер попал на свой пост, некоторые из нас здесь,, в Чикаго, уже составили план из двух частей. Во-первых, Всемирная выставка. Что может лучше восстановить репутацию Чикаго в глазах нации и всего мира? Какой способ может быть лучше, чтобы привлечь в наш город на озере миллионы людей со всего земного шара, как не Выставка? Именно там можно доказать всем, что обычные люди в Чикаго не являются гангстерами.
Хотелось бы мне встретить этого обычного человека. Ну да ладно...
– Мы чувствовали, что нам нужно примерно десять лет, чтобы сделать настоящую Выставку. Мы назвали ее «Столетие успеха» и собирались провести в 1937 году, в сотую годовщину основания города...
Тут я прервал его.
– Но вы ведь планируете ее на это лето. И она называется «Столетие прогресса», разве не так?
– Да, – подтвердил Дэйвс, – но после кризиса городу больше нужен сам факт Выставки, а не правильные подсчеты историков.
Дядя Луи добавил:
– Форт Диборн в 1838 году был деревней. Сто лет назад, ведь так?
– Ах, да мне все равно, – ответил я. – Возьмите другой год, если хочется. Я думаю, что это хорошая идея – она принесет городу какие-никакие деньги.
Генерал улыбнулся и кивнул так, как будто до этого он не был уверен, что эта идея – хорошая.
Потом продолжил:
– Когда мы впервые обсуждали возможность Выставки, то для гарантии успеха решили изолировать мистера Капоне. А кроме того, нам нужно восстановить законность и порядок, которые он попрал.
– Простите, генерал, – сказал я, – но Аль Капоне попрал Большого Джима Колосаймо и Джонни Торрио, а не закон и порядок.
Дядя опять полоснул меня взглядом.
Но генерал только улыбнулся:
– Скажем так – относительный закон и порядок, которые мистер Капоне попирал.
– Хорошо, – согласился я.
– Тогда кое-кто из нас здесь, в Чикаго, кого это затрагивало и кто имел определенное влияние, учредили должность специального прокурора и поставили на нее Дуайта Грина, чтобы как-то обуздать мистера Капоне и его команду. Атака была организована в два этапа. Мистер Несс и его «неприкасаемые» подрывали финансы Капоне, тогда как мистер Айри пытался провести законы по налогообложению наших прибылей. Первым гангстером, севшим в тюрьму за уклонение от налогов, как вы помните, был Фрэнк Нитти, с которым, я уверен, вы уже знакомы. Что ж, есть кое-что, говорящее в пользу Сермэка. У городских работников при мэре Томпсоне были неплатежные дни получки, у комиссара же Сермэка в графстве работникам платили регулярно. Его финансовое мастерство обнадеживало. Но насчет самого мистера Сермэка у меня всегда было дурное предчувствие.
– А я думал, что все банкиры за него, – сказал я. – В конце концов, он ведь один из вас.
Дэйвс снова улыбнулся, едва сдержав свое презрение.
– Пребывание Сермэка на руководящих постах в нескольких мелких банках не дает ему права быть «одним из нас». Но вы правы, мистер Геллер. У Сермэка есть поддержка среди финансовых и коммерческих руководителей, особенно демократического направления. И мы, республиканцы, едва ли могли ожидать
