увидел, как Сермэк, находившийся довольно далеко от Рузвельта (которому зачитывали длиннющее шутливое послание от города Майами), сложился вдвое.
Выстрел.
Продолжали выпускать ракеты.
Я вгляделся – справа от нас и слева от сцены поверх скопища людей странно возвышалась чья-то голова с шапкой курчавых волос над коротким туловищем, – а потом сообразил, что какой-то человек стоит на одной из скамеек, примерно в пяти рядах позади нас, и стреляет. Вспышки его длинноствольного револьвера выглядели фейерверком. И все больше падало людей.
Блондин рванулся прочь, и я боднул его головой изо всех, сколько их было, сил прямо по скуле, и он сник. Я бросился к Сермэку, пихаясь, разгребая, почти отбрасывая толпящихся передо мной людей с дороги, чтобы к нему добраться.
Над мэром склонились Миллер и Лэнг, а долговязый, белоголовый олдермэн[21] Баулер стоял рядом на коленях, как будто молился.
Сермэк поглядел на Миллера и Лэнга; его очки потерялись при падении. Он спросил:
– Где были эти чертовы телохранители?
Я вышел из-за Баулера.
– Я схватил блондина, Ваша Честь. Он не стрелял.
Сермэк слабо улыбнулся, как бы сморщился.
– Что за дьявольщина! Они все-таки меня достали, Геллер.
Рузвельтовская машина все еще оставалась на месте: раздавались крики – мужские и женские, люди превратились в неистовствующую толпу.
– Убить его!
– Линчевать его!
Рузвельт, моментально окруженный охраной, как щитом, закрытый стеной из спин людей из Секретной службы требовавших, чтобы он уезжал, и получавших от него бесконечно повторяемое короткое «Нет!», выбрался из-под опеки и подтянулся к задней стороне машины. Он махал рукой, улыбаясь толпе, и кричал:
– Со мной все в порядке!
Человек из Секретной службы закричал:
– Уезжайте отсюда! – обращаясь к шоферу-полицейскому: – Увозите президента!
Коп тронул автомобиль, а пара легавых на мотоциклах включили сирены и начали расчищать дорогу.
Я закричал вслед уходящей машине:
– Ради Бога, ранен Сермэк! Заберите его отсюда!
Рузвельт, должно быть, меня услышал, потому что обернулся, а затем наклонился вперед и сказал что- то шоферу – машина остановилась. В Сермэка попали спереди, в грудную клетку – у него было кровотечение, но он был в состоянии держаться на ногах. Баулер и пара местных политиков помогли мне довести Сермэка до поджидавшей его машины. Мы усадили его сзади с Рузвельтом, который посмотрел на меня и, улыбнувшись, кивнул. Сермэк глядел на Рузвельта и сиял – наконец-то у него была частная аудиенция с новоизбранным президентом. Потом он потерял сознание, и машина рванула с места.
Седоголовый мужчина держался за голову – между пальцами стекала кровь. На ступеньках к оркестровой раковине корчилась женщина лет тридцати, в вечернем туалете; ее руки, обхватившие живот, были в крови. Голубой «кабриолет», сопровождавший Рузвельта, еще не уехал, за рулем сидел с потерянным видом молодой коп в униформе. Я подошел к нему и сказал:
– Берите еще одного человека, грузите этих раненых и вывозите, черт побери, в больницу!
– Мне велели оставаться при машине, – объяснил он.
Я ухватил его за грудки так, что отскочило несколько блестящих пуговиц.
– Давай, шевелись, говнюк!
Он судорожно сглотнул комок в горле:
– Слушаюсь, сэр! – и, выйдя из машины, начал собирать раненых.
Слева от меня люди повалились друг на друга, как две футбольные команды при вбрасывании мяча. Какие-то копы в униформе и люди из Секретной службы пытались их растащить.
Из громкоговорителя раздавалось:
– Пожалуйста, покиньте парк! Пожалуйста, немедленно уходите!
Я начал растаскивать кучу, а один из копов, очень разумно использовавший свой светящийся жезл, помог мне заполучить убийцу из-под разъяренной толпы. Им оказался маленький человечек, чуть повыше пяти футов и почти голый – на нем осталось только несколько клочков одежды цвета хаки, остальное было разодрано толпой.
Полицейский, с которым я так грубо обошелся, помогал сесть в голубой «кабриолет» седому мужчине, женщина в вечернем платье уже лежала на заднем сиденье. Оставался еще один мужчина, с окровавленной головой. Я показал на автомобиль, и двое полицейских, державших маленькую, почти бесчувственную фигурку за обе руки, кивнули мне; мы проложили дорогу к машине и бросили убийцу на багажную полку. Один из копов сел прямо на мужичонку, и машина тронулась. Преступник глянул на меня, выдавив улыбку, и что-то проговорил: копы придавили его посильнее. Это был не самый мягкий способ обращения, но, возможно, жизнь он ему спас: толпа жаждала крови.
Если уж они хотели крови, то вполне имели возможность лицезреть ее: достаточно было бросить взгляд туда, где раньше стояла машина Рузвельта: крови там было, как краски на полотнах в квартире Мэри Энн Бим в Тауер Тауне. Полицейские все еще слонялись вокруг, а вот толпа понемногу рассеивалась.
Я присел на ступеньки. Рядом тоже было пятно крови.
Приплелись Миллер с Лэнгом. Стояли, воззрившись на меня, и поеживались.
Лэнг сказал:
– Что теперь?
– Если бы я не хотел, чтобы меня уволили, – ответил я, – то нашел бы, в какую больницу поместили Сермэка, и был бы все время под рукой.
Миллер с Лэнгом переглянулись, снова поежились я побрели прочь.
Один из телохранителей, Билл, с измученным видом медленно подошел ко мне.
– Мы должны были это остановить, – сказал он.
– Вот именно, – заметил я.
– Вы думаете – это была случайность?
– Что?
– Может, тому парню нужен был Рузвельт?..
– Проваливай!
Он ушел.
Блондин, бывший теперь шатеном, давно испарился. Я его взял, а он ушел. Сермэка подстрелили, возможно, смертельно, а нажал на курок маленький человечек с копной волос.
Садовник, которого я видел у зятя Сермэка.
Что ж, я знал, куда они его повезли: в здание Административного центра графства. Там и находилась тюрьма. Мне очень хотелось туда попасть и потолковать с этим кубинцем, или кем он там был. Может, глупцы и поверят, что мишенью был Рузвельт.
Но они не слыхали, что пробормотал мне кучерявый, когда на него уселся коп и машина тронулась.
– Что ж, – сказал он, глядя прямо на меня сияющими карими глазами, – я сделал Сермэка.
Глава 17
Административный центр графства Дейд в виде готической башни резко белел на фоне ночной темноты, освещенный так, что был виден на многие мили вокруг. Или на кварталы, а их от Бейфрант-парка до этого здания было около восьми, и я прошел их пешком, потому что движение все еще было остановлено. Копы и помощники шерифа толпились на двух пролетах лестницы, перед входом, где виднелся ряд двухэтажных колонн, как напоминание о более цивилизованных временах.
Коп, державший руку на рукоятке револьвера, нервно расхаживал по бровке.
Я подошел к нему и сказал:
