Кореши Барни с Вест-Сайда, услышав это, запротестовали: а как же вечеринка?
– Приду туда позже, – сказал им Барни. – Сначала доставлю домой мою девушку.
И он это сделал: все пять миль нес свою мамочку на руках.
Или только сказал, что нес, – я ведь его не сопровождал. Я еще не спятил, да и не настолько был евреем.
Я поднялся вверх по лестнице, бой закончился, и народ бродил вдоль трибун, направляясь в вестибюль. Все были взбудоражены, все еще переживая бой Росса с Канцонери; некоторые оспаривали решение судей, большинство говорили, что это такой бой, о котором они будут рассказывать внукам; а я, когда сошел с трибуны в вестибюль из серого цемента, увидел его.
Дилера Куни.
Он был одет, как мальчик из колледжа: свитер, брюки – это был его имидж, игра, в которой он превращался в двадцатилетнего, а ведь ему уже стукнуло почти в два раза больше. Веснушчатое, обаятельное лицо, – он совсем не был похож на «щипача».
И все же он им был!
Я стал продираться к нему сквозь толпу, быстро, насколько мог, не привлекая внимания, и чтобы не получить тычка. Дипер шел следом за каким-то парнем, внимательно его оглядывая, чтобы обобрать, и у меня пока было время.
Потом, когда между нами было футов десять, я занервничал и столкнулся с человеком, который, толкнув в свою очередь меня, сказал:
– Эй! Осторожней, пузырь!
Дипер оглянулся и увидел меня.
И главное – узнал.
Для него, по всей видимости, я все еще оставался просто полицейским из отдела борьбы с карманниками. И он понял, что я продираюсь к нему не просто так, раз спешу, а даже вызвал общую сумятицу (черт ее побери!). И Куни сам начал побыстрее протискиваться через толпу и выскочил через двери в звездную ночь.
Я следом за ним, а он уже миновал людской хвост, так как болельщики задержались перед стадионом, обсуждая великий матч, и мешали проходу, и мы должны были как следует отойти от стадиона в жилой квартал вокруг него, прежде чем Куни мог бы попытаться убежать, а я за ним погнаться.
А хорошо бегать для карманника – первейшая необходимость.
Так что он был уже в полквартале от меня, этот Куни, который держал себя по образу и подобию мальчишки из колледжа и был легким, маленьким, выносливым.
Но он мне ужасно был нужен.
Я мчался за ним, чувствуя себя звездой беговой дорожки. Наконец не выдержал и закричал:
– Куни! Я уже не полицейский!
Он все бежал. А я за ним.
– Куни! – вопил я. – Я просто хочу поговорить, черт тебя побери. – Это последнее я просто пробормотал сам себе. Заболел бок. Так быстро я еще никогда не бегал.
Квартал состоял в основном из двухэтажных домов, расположенных рядами, и была уже почти полночь, так что на дорожке мы были одни; на пути никого, ничего, и я стал сокращать расстояние; и вот он уже прямо передо мной, я поднажал и крепко его ухватил.
Нас занесло, ободрало об тротуар, и мы приземлились в кювете.
У него не было оружия: карманники редко его носят, так как оно мешает им свободно двигаться, да и вес дает лишний. Я был крупнее этого сорокалетнего мальчика из колледжа, так что навалился на него, как насильник, и схватил за грудки. Пара зеленых глаз воззрилась на меня с веснушчатого лица точь-в-точь как цветной малыш из фильма «Наш план».
– Какого хрена тебе надо. Геллер? – выговорил он, задыхаясь. Запыхался и я. Надеюсь, дышал я все- таки получше, чем он. – Ты же больше не коп проклятый.
– Так ты это знаешь?
– Грамотный, читать умею.
– Тогда почему убегал?
Он подумал секунду:
– Сила привычки. Дай мне встать.
– Нет, не дам.
– Я не убегу. Выдохся, Геллер. Дай встать.
С опаской я помог ему встать, продолжая держать за грудки одной рукой.
– Я просто хочу задать тебе несколько вопросов, – объяснил я.
– А говоришь все еще, как коп.
– Я частный.
Это подогрело его память.
– Ага. Точно. Я вспомнил... Читал, что ты теперь частный сыщик...
– Верно. И к полиции это не имеет отношения.
Мы находились на боковой улочке: на нее свернула машина, возможно, кто-то ехал со стадиона. Я отпустил его свитер, чтобы не привлекать внимания водителя.
Куни прикидывал, как бы сбежать.
– Между прочим, – заметил я, – это будет стоить двадцать баксов.
Его позиция изменилась: побег с повестки был снят.
– Смеешься? Что я такого знаю, что стоит для тебя, Геллер, двух десяток?
– Кое-что о пропавшем человеке...
– Ну да?
– Малыш по имени Джимми Бим. Его разыскивают отец и сестра.
Он почесал подбородок:
– Думаю, я знаю Джимми Бима.
– Давай рассказывай.
– Ты давай. Минуту назад толковал о двадцати баксах.
Я порылся в кармане и протянул ему десятку.
– Вторую сможешь получить, – пояснил я, – если мне понравится твой рассказ.
– Что ж, справедливо, – повел он плечом. – Я был в Трай-Ситиз, должно быть, года полтора, а то и два, назад. Этот малыш Бим якшался с местными гангстерами. Не самые важные птицы... но они были завязаны кое с каким народом из Чикаго.
– Продолжай.
– Этот малыш хотел попасть...
– Куда?
– В мафию. Как он сказал, ему хотелось побыстрее заработать. Он занимался бутлегерством и всяким таким для каких-то головорезов из Трай-Ситиз. Но ему хотелось чего-нибудь получше. Например, работать с Капоне.
– Что? Он же был просто деревенский мальчик?
– Ну да, но кое-чего нахватался. Когда он со мной путешествовал, у него было оружие. И я помог, а он мне заплатил.
– И что же ты сделал для него?
– А как насчет второй десятки?
Я опять схватил его за грудки. Еще один автомобиль появился на нашей улочке, и мне пришлось его отпустить.
– Полегче, – проворчал он, одергивая свитер.
– Что ты для него сделал?
– Позвонил Нитти. Время от времени я кое-что делал для него. Сказал, что малыш свой, и Нитти велел – присылай его. Я дал малышу адрес, и...
– Что "и"?..
Куни дернулся. Машина медленно и неотвратимо надвигалась на нас, из окна высунулась рука с пушкой;
