Он отложил книжку и ручку и сухо улыбнулся.
– Сегодня же утром займусь этим в первую очередь.
– Спасибо. Я буду в своей конторе.
– Похоже, ты торопишься.
– Так и есть. Его буду разыскивать не только я, поэтому я хочу быть первым.
Элиот на минуту задумался, а затем вновь улыбнулся и произнес:
– Это твое дело. Ты попросил оказать тебе любезность, и я это делаю и не задаю вопросов. Я не жду объяснений.
– Знаю. Но я могу дать тебе одно.
Элиот засмеялся и допил свое пиво. Затем он помахал официантке – сладкой, как леденец, в своей обтягивающей черно-белой кружевной одежде. Она подошла и принесла новую бутылку: фабричная марка «Манхэттен» – производство, подчиненное Капоне. Я все еще допивал предыдущую бутылку нектара Нитти.
– Судя по всему, что я слышал этим утром, все было сделано с большой жестокостью, – сказал он, переливая содержимое бутылки себе в стакан. Он имел в виду Эстелл.
– Достаточно жестоко. Есть еще одна вещь, о которой я хочу тебя попросить.
– Какая?
– Держи меня в курсе всех событий, Элиот. Теперь, когда Эстелл мертва, эти сволочи попробуют убрать с дороги еще кого-нибудь.
Молодая женщина встала и уронила свою салфетку, а ее кавалер бросился за ней.
– Ты хочешь сказать, – переспросил Элиот, – что тебя интересует, как на это прореагирует Ники Дин и не скажется ли это на его желании давать свидетельски показания.
– Именно так, дорогой Ватсон. И я предчувствую что он и рта не раскроет.
– Так ты согласен с Друри, что убийство – дело рук мафии, или нет?
– Значит, Друри сообщил тебе свою точку зрения?
Элиот кивнул. Я сказал:
– Может быть, и так. Но это совершенно определенно не в стиле Нитти.
Он вновь кивнул.
– Я склонен с тобой согласиться. С другой стороны, миллион долларов – большая сумма.
– Значит, ты знаешь об этом? О налоговом фонде профсоюза.
– Да. Но это по старой прикидке. Я слышал о двух миллионах, но чаще говорят о пяти.
– А ты как думаешь?
Он приподнял и опустил брови.
– Убийство и пытки – это не в стиле Нитти. Эстелл Карей была достаточно известной персоной в этом городе, чтобы об ее убийстве затрубили все газеты. Зная это, Нитти скорее устроил бы ей аварию или уничтожил бы ее где-нибудь за городом. Эстелл встречалась с Эдди Мак-Графом, к слову сказать.
– Я не знал этого. А кто, черт побери, такой Эдди Мак-Граф?
– Малый из Нью-Йорка. Вращался в высших кругах – на уровне Джо Адониса и Фрэнка Кастелло. Она подцепила его в Майами-Бич.
– Иными словами, если бы Нитти захотел прикончить ее, он мог бы пригласить какой-нибудь иногородний талант и обвинить в убийстве человека из Нью-Йорка.
– Правильно. Он так уже поступал.
– О'Хара, – сказал я. – Томми Мэлой.
– Конечно. И другие. Итак, я согласен, что дело сделано руками местного специалиста по пыткам, и это непохоже на Нитти. Но ходят слухи, Нат, что Нитти все хуже.
– Хуже? В каком смысле? Он пожал плечами.
– Он деградирует морально. Физически. Поговаривают, что сейчас Рикка стал уже сильнее Нитти. Или скоро станет. Ты сам упомянул Аккардо и Гианчана, значит, ты это замечал еще до своего отъезда из города в прошлом году.
Я отрицательно покачал головой. – Я не верю этому. Нитти хуже? Нет. Никогда.
– Он не божество, Нат. И не Сатана. Это хитрое, умное, аморальное человеческое существо. Но он – человек. Его жена Анна умерла полтора года назад.
– Я читал об этом в газетах...
Элиот развел руками.
– Нитти был предан ей. Говорят, семья для него – это все.
Я вспомнил, как он показывал мне фотографию маленького мальчика.
– У него были финансовые затруднения, – продолжал Элиот. – Он чувствует, что Большое жюри наступает ему на пятки, и что за ним вновь следят сборщики налогов. Он лежал в больнице по поводу язвы и болей в спине. Для него все кончается.
– И ты считаешь, что поэтому он не забыл об Эстелл Карей?
– Возможно. Эти деньги, которые она, вероятно, спрятала для Дина... Наверное, Нитти приказал убийцам найти их во что бы то ни стало и использовать для этого любые средства. Миллион баксов, Нат! А может, и два. Конечно, все могло произойти.
– Я так не думаю.
– Ты не хочешь так думать.
– Не будь глупцом.
– Я не глупец. Но я считаю, что ты... Нат, ты в некотором роде заступаешься за этого парня. Он тебе нравится.
– Вздор!
– Ты просто не помнишь того времени, когда это был не его город. Ты просто не можешь принять перемен.
– Я не знал, что у меня был выбор. Я хотел сегодня купить пару туфель, и мне сказали, что мне нужна продовольственная карточка. Я сказал им, что сражался на Гуадалканале, чтобы они могли жить по- прежнему, а они предложили мне уйти оттуда и попросить продовольственную книжку.
Элиот рассмеялся.
– Бьюсь об заклад, ты нормально это воспринял.
– Как это ни смешно, да. Сначала я разозлился, стал кричать, они орали мне в ответ, а потом я почувствовал, что больше не могу. Я вышел на улицу.
– Наверное, ты еще не пришел в себя от ужасного зрелища в квартире Карей.
– Отчасти. Но я не могу ничего делать здесь.
Элиот прищурил глаза.
– Где здесь?
– Здесь. В этом мире. Знаешь, возвращаясь сюда, я не думал, что все будет по-прежнему.
– И поэтому ты решил, что тебя обманули.
– Не совсем, но существенно. В этом вся беда. Я вернулся и столкнулся с теми же самыми обыденными проблемами, что и раньше: с моей работой, кредитными чеками, страховками, слежкой за неверными супругами для развода. Дьявол, неужели именно ради этого мы там сражались?
– Может быть. Может, именно ради этого.
– А эти убийства! Компания или кто там еще по-прежнему совершают их. Я хочу сказать, что мы тут боремся за демократию, а другие люди поливают кого-то виски, поджигают человека, убивают его и...
Элиот взял мою руку и сжал ее. Она тряслась – моя рука.
– Нат.
– Я... Извини.
– Вот, возьми, – сказал он и дал мне носовой платок.
Все ясно – я плакал. Я вытер лицо платком.
– Черт, извини, Элиот.
А потом возле меня оказался старший официант, и я решил, что меня выгоняют из ресторана. Я ошибся.
– Мисс Рэнд хотела бы увидеть вас за кулисами, – произнес он. Вежливо. Хоть и с некоторым
