– Пег, что хотел Луи?
– Он сказал, что нашел того парня, который тебе был нужен.
– Тендлара?
– Да, кажется. Кто он?
– Парень, который работает у меня. Вернее, работал. Что еще сказал Луи?
– Он сказал, что сидит на этом парне.
Я улыбнулся:
– Хорошо. Что еще?
– Он просил передать тебе, что этот парень чувствует себя не в своей тарелке и нуждается в специальном лекарстве. – Тут лицо Пегги выразило недоумение. – Еще он просил передать тебе, чтобы ты был готов накормить этого парня... здесь я не совсем поняла... Какой-то рыбой.
Я засмеялся. Мне было все понятно. Я собирался позвонить и вызвать в больницу кого-нибудь из своих людей вместо себя.
– Ты не собираешься находиться рядом с моим дядей? – спросила Пег.
– Я не могу это делать двадцать четыре часа в сутки, Пег... но я постараюсь, чтобы с ним ничего не случилось.
– Тебе это не удалось сегодня днем. Не так ли?
– Ты осуждаешь меня за это?
– Нет. – Она вновь прижалась ко мне. – Я чуть не умерла от страха, когда услышала... Я так волновалась за тебя, за дядю Джима. Он для меня много сделал, Нат.
– Кто я, по-твоему, отбивная печенка?
Она поцеловала меня. Страстно и продолжительно.
– Я не почувствовала вкуса отбивной печенки, – сказала она.
– Я тоже, – ответил я и поцеловал ее в ответ.
Она отступила на шаг, поправила платье и спросила:
– Это сделали те самые гангстеры? Да?
– Скорее всего.
– Что мы теперь будем делать?
– Я буду пытаться делать все, чтобы с твоим дядей больше ничего не случилось – в ближайшем будущем. А затем попробую убедить его продать свою фирму им.
Ее фиалковые глаза потемнели.
– Уступить им?
– Да, уступить. А что еще?
Она потрясла кулаком.
– Ты должен бороться с ними. Так же, как дядя Джим!
– Да, как дядя Джим, который после нескольких переливаний крови лежит в операционной с раздробленной ключицей и искалеченной рукой.
Она покачала головой:
– Я не верю, что это говоришь ты. Я уверена, что ты хочешь найти тех, кто стрелял в дядю Джима, кто пытался убить тебя! Разве ты не считаешь, что они должны быть отданы в руки правосудия?
– О каком правосудии ты говоришь? Они купили всех полицейских, во всяком случае большинство из них.
– Я не знаю... так не должно быть. Мы должны что-то предпринять.
– Тебе ничего не нужно предпринимать, все, что ты можешь, это оказать моральную поддержку своим родственникам. Я же буду делать свою работу, пытаться обеспечить безопасность твоего дяди.
Она, вздохнув, пожала плечами:
– Ты, наверное, прав.
– Но ты разочарована во мне.
– Нет. Совсем нет.
– А как насчет твоей просьбы, чтобы я не брался за опасную работу?
– Здесь другое дело. Здесь личное. Здесь речь идет о нашей семье.
– Все это разговоры.
– Я лишь хочу от тебя... мы... неужели мы не сможем ничего предпринять?!
– Я же не Гэри Купер, милая. Да и кто может сказать про себя, что он Гэри Купер?
– Гэри Купер, – сказала она, слегка надув губы.
– Я так не думаю, – сказал я. – Мне кажется, его настоящее имя Фрэнк.
Это вызвало у нее улыбку; она приблизилась ко мне и снова обняла. Тут к нам подошел Джим.
– Папа уже в своей палате, – сказал он. Его лицо было бледным. Видимо, на него сильно подействовал вид израненного отца. – Он очнулся и хочет видеть мистера Геллера.
Я отправился туда. Маленькая комната была заполнена людьми. Эллен Рэйген стояла у кровати, держа левую руку своего мужа, в то время как ему в вену вливали раствор плазмы, пытаясь таким образом вдохнуть жизнь в этого маленького бледного ирландца. Эту процедуру выполняла медсестра, в то время как врач что-то писал, сидя за письменным столом. Он взглянул на нас и сказал:
– Попрошу всех выйти, включая миссис Рэйген. Мы сейчас будем давать пациенту кислород.
– Дайте мне одну минуту, доктор, чтобы переговорить со своим другом, – сказал Джим, слегка кивнув мне головой.
– Минуту, не больше, – сказал врач, выходя вместе со всеми из палаты, где остались медсестра и мы с Джимом.
– На этот раз они попытались убить меня, дружище, – сказал он. И я впервые за многие годы увидел в его глазах страх. – Я, видимо, конченый человек.
– Нет, совсем нет, – сказал я и кратко рассказал ему о предпринятых мною мерах предосторожности.
Он улыбался, прищурив глаза, пока я посвящал его в свои планы.
– Ты сможешь защитить мою семью? – спросил он.
– Можешь в этом не сомневаться. Я привлеку всех своих людей для этого.
– Храни тебя Бог, храни тебя Бог.
– Что это за заявление, переданное тобой в прокуратуру штата?
– Я думал, что оно послужит предупреждением этим негодяям.
– Не думаю, что это сработает, Джим.
– Должно, должно. Они знают, что я дал письменное показание под присягой.
– Письменное показание?
– Я дал одну копию Серителле! Остальные находятся у меня в сейфе.
– О чем там идет речь, Джим?
Он улыбнулся своей скупой улыбкой:
– Обо всем. Я назвал все имена, дружище. Все грязные делишки, о которых я так или иначе знаю. А я знаю не так уж мало. Эти показания своего рода мой страховой полис.
– Тем не менее это не сработало.
Он мрачно посмотрел на меня:
– Вот этого-то я и не могу понять... Если я умру, если они прикончат меня здесь, на больничной кровати, эти бумаги будут отправлены федеральным властям!
– О'кей, Джим, о'кей. Но пока не говори об этом никому – ни газетчикам, ни особенно полицейским.
– Я же сказал, «федеральным властям». Не так ли?
– Да, и я думаю, для этого настанет подходящее время. Коп, который собирается вести это расследование, один из самых честнейших – Билл Друри, – и он ненавидит Гузика, возможно, даже больше, чем ты. Он наш союзник. Однако он один против всех. Когда будешь иметь с ним дело, помни, что ему приходится действовать во враждебном окружении в своей собственной организации.
– Значит, ты думаешь, я должен посвятить во все это и Друри?
– Думаю, да. А когда ты немного окрепнешь, мы найдем кого-нибудь и на федеральном уровне.
– Ты знаешь, им все равно не удастся сломить меня, Нат. Я не уступлю.
