состоявшее преимущественно из хорошо откормленных штабных прапорщиков, чуть ли не вслух роптало и срывало зло на малолетних хулиганах, бомжах и немногочисленных матюганских наркоманах. Что в свою очередь подкрепило у граждан ощущение собственной безопасности.
Во-вторых, выгадали лица женского пола, которые из боязни встретить маньяка, отказывались выходить на работу во вторую смену. Чувство страха было преодолено надбавкой к зарплате.
И третье – матюганские мужья, а также женихи и гражданские сожители теперь провожали и встречали свои половинки на работу и с работы, чуть ли не до самой двери или проходной. Что в свою очередь способствовало укреплению формальных и неформальных брачных уз и общей семейной атмосферы.
Однако – правду сказал какой-то древний мудрец, что только плохое не имеет конца. А все хорошее, к сожалению, скоротечно.
Для начала штабные прапорщики додавили свое начальство каждодневным нытьем на тему: «Пока мы ловим непонятно кого и неизвестно зачем, в отделениях некому заполнять служебную документацию. И рано или поздно господ командиров взгреют по первое число вышестоящие товарищи». Усиленное патрулирование сняли.
Вслед за милицейским прикрытием отступили на заранее заготовленные позиции и мужчины, сопровождавшие своих подруг по вечерам и встречавшие их утром. Мол, раз уже и милиции на улицах не видно, так на кой «икс» им обувь снашивать? Тем более, что из-за этого самого гребаного маньяка чуть было не распались спаянные мужские компании. Страшно сказать, но впервые после горбачевского сухого закона в городе резко упал выторг от продажи водки.
И, наконец, начальники государственных и владельцы частных структур как ввели женщинам- служащим и работающим надбавку за вредность, так ее и сняли. Мол, в стране инфляция бушует, а живем- то мы не на острове. Женщины стали получать меньше, мужчины вернулись к обычной норме выпивки. Одним словом – жизнь потекла своим привычным руслом.
Забор вокруг «промзоны» отремонтировали капитально – на обоих концах злополучной тропинки деревянные щиты заменили бетонными, кустарник вырубили под корень, а саму «дорогу смерти», как ее успели окрестить журналисты местного телевидения, перекопали на входе и выходе широкими траншеями глубиной чуть ли не в полтора метра.
Но, как любил говаривать федоринский шеф Калиновский: «Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики». Придумал это, правда, не он, а товарищ Сталин, но суть не в авторстве, а в сути. Короче – очень скоро в бетонных щитах появились проломы, не иначе, кувалдами орудовали, а через траншеи кто-то перебросил широкие доски.
Любому нормальному маньяку оставалось только дождаться, пока вырастут вырубленные кусты – и снова выходить на охоту на глупых барышень, которые не понимают, что мудрое железнодорожное предупреждение «сэкономишь минуту – потеряешь жизнь» касается не только подъездных путей вокзалов.
Но у матюганского маньяка имелись свои понятия о нормальности и ненормальности. Он не стал дожидаться, когда деревья станут большими, а забрался в траншею, устроился под досками и затаился. Судя по найденному на месте преступления зеркальцу, не принадлежащему очередной жертве, именно с его помощью он выслеживал подходящую кандидатуру на растерзание. Старо, но надежно…
- Алло, милиция? Это милиция?…
- Сказали – милиция! Чего надо?
- Немедленно пошлите патруль в «промзону» со стороны остановки. Там вот-вот произойдет убийство.
- Произойдет или произошло?
- Произойдет! Скорее, прошу вас!
- Вот когда произойдет – тогда и выедем. Фамилия как?
- Чья?
- Ну не того, кого еще не убили. Ваша фамилия как?
- Моя – Федорин.
- Имя-отчество?
- Мое? Ах, да… сейчас… Аркадий Станиславович.
- Место работы?
- Газета «Матюганские известия».
- А, газета! Журналист, значит! Так вот, слушай, как тебя… сейчас… Федорин. Знаем мы ваши приколы. Небось, стоишь под той «промзоной» с секундомером и уже сочиняешь про то, что нашу милицию только за смертью посылать. Поищи дураков в другом месте.
- Да какой прикол! Человека убивают!
- Еще раз позвонишь – привлечем за ложный вызов. И вот что я тебе, Аркадий Станиславович, скажу – не для печати: из-за таких, как ты, приколистов порядочные менты себе пулю в висок пускают. Все. Отбой – и на фиг с бала!
Федорин, правда, успел переадресовать тупого дежурного мента в том же направлении и бросился набирать служебный номер Горохова. Того в кабинете, естественно, не оказалось. Все один к одному. А звонить ему на мобилку Федорин не мог. После того, как шеф засек, что Тонька с Надькой регулярно звонят своим приятелям на мобильные со служебного телефона редакции, он велел отключить «восьмерку» во всех кабинетах, кроме собственного. Да еще вычел за трёп из зарплаты.
Федорин выскочил на улицу в надежде поймать если не такси, то хотя бы какого-нибудь захудалого грача. Пусть даже трактор. Но в этот день все было против него. Оказывается, улицу в очередной раз перекопали, весь транспорт пустили в обход, и пришлось Федорину бежать чуть ли не километр до переулка, чтобы в результате тормознуть грузовик-развалюху чуть ли не марки АМО. Но худо ли бедно ли, со скоростью тридцать кеме в час, но Федорин все-таки добрался туда, куда его гнал «голос свыше».
Территория вокруг свежего пролома в бетонном заборе уже была огорожена милицейской лентой и охрана выставлена – от особо непонятливых и сильно любопытных. Так бы и танцевал Федорин вокруг оцепления на одной ножке, если бы из пролома не высунулся разъяренный да еще в перепачканном землей костюме Горохов. На его лице явственно читалось: «На какой бы это б… злость сорвать?». И тут его взгляд остановился на Федорине.
- Ты, буревестник хренов! Опять! Издеваться пришел?
- А чем ты лучше меня? Надо мной уже поиздевались. Ваш дежурный, когда я пытался его предупредить…
- О чем?
- О том, что будет. Вот за этим забором. И как раз на этом месте, из которого ты выполз, Эдмудь Гороховый. Да ты даже не легавый, у легавых хотя бы нюх есть! Ты, кондом драный, с тобой только на аборты вкалывать!
- Кончай шуметь, иди сюда. Сержант, пропусти его, это ко мне.
Сержант пропустил. Но разговора все равно не получилось. Из пролома высунулась еще одна служебная фигура, на этот раз прокурорская, обозрела окрестности и гаркнула:
- Горохов! Что за непорядок? Почему посторонние на месте обследования?
- Это не посторонний.
- А кто – подозреваемый?
«Ага, стал бы вам подозреваемый так спокойно стоять!» – подумал Федорин.
- Да нет, это так… газетчик знакомый.
- Писака? Гони в шею!… Стоп! Из какой газеты?
- «Матюганские известия».
- Тогда не просто гони, а еще под зад добавь. Мне его шеф еще по вокзальному делу остохренел.
К счастью разъяренный прокурорский не стал дожидаться исполнения своего приказа и снова исчез за забором. А Горохов отвел Федорина в сторону и, раскурив с третьей попытки сигарету, поинтересовался:
