спиритическую церковь в Гарлеме. Мы узнаем, откуда у этих «спиритов» столько сведений о похищении.
– О Турке прекрасно справится с этой задачей, – сказал я.
О'Рурке в течение трех месяцев работал в организации Капоне в качестве секретного агента, когда Элиот, Айри и Уилсон сколачивали дело против Капоне. Он будет самым подходящим человеком, чтобы обнаружить связь между Капоне, Маринелли и его прихожанами.
– Как идут поиски Боба Конроя? – спросил я.
– Этот сукин сын исчез с поверхности земли, – хмуро сказал Уилсон.
– Тогда поищите его в озерах, – посоветовал я.
Он кивнул, вздохнул и сказал:
– Геллер, какие бы разногласия между нами ни возникали, я хочу сказать вот что: я очень признателен вам за то, что вы делаете. Я имею в виду, что вы держите меня в курсе событий, потому что в противном случае я не имел бы никакой информации и был бы фактически выключен из игры.
– Чудненько. Может, в этом году скостите мне немного налогов?
– Пошел ты, – добродушно сказал Уилсон, сел в свой черный «форд» и укатил в Нью-Йорк.
Я провожал его взглядом, когда ко мне подошел Шварцкопф. Он сказал:
– Вам нужно присутствовать на допросе, который сейчас происходит здесь.
– Честное слово, – сказал я, – мне начинает нравиться эта новая тенденция в нашем сотрудничестве.
В комнате для слуг стояли несколько элегантных полицейских и помятый пузатый инспектор Уэлч. В середине комнаты на стуле, поставленном на плетеный ковер, сидела смазливая пухлая девица лет двадцати в черном костюме горничной с кружевным фартуком. У нее были короткие русые волосы, бегающие карие глаза, круглое лицо и слегка выступающие вперед передние зубы, делающие ее немного похожей на прелестного бурундучка. В руках, которые у нее лежали на коленях, она сжимала белый носовой платок.
Позади нее, положив пальцы на клавиатуру машинки, сидел полицейский-стенограф в штатском.
– Мисс Шарп, – сказал Шварцкопф, – мы должны взять у вас показания.
– Я уже дала вам показания, – сказала она властным тоном, хотя, возможно, это впечатление производил ее английский акцент.
– Нам хотелось бы уточнить некоторые детали.
Она поджала губы, подняла подбородок и проговорила надменно, будто строптивая ученица:
– Почему вас так интересует моя личная жизнь? Занимайтесь своим делом и разыскивайте этих похитителей.
Она держалась холодно и вызывающе, но видно было, что это большей частью маска; ее глаза и руки непрерывно двигались. Она нервничала, как женщина, у которой муж нашел под кроватью любовника.
Вмешался инспектор Уэлч:
– Послушай, сестренка. Мы только выполняем работу. Не делай хуже себе. Разумеется, такой красотке, как ты, нечего скрывать.
Уэлч пытался говорить ласково, но у него получалась угроза.
Не надо меня пугать, – сказала она.
Уэлч вытаращился на Шварцкопфа, который сказал:
– Все остальные слуги из дома Морроу охотно ответили на наши вопросы. Почему вы такая упрямая, мисс Шарп?
– Хотя меня возмущает этот допрос, я тоже ответила на ваши вопросы, потому что у меня не было другого выхода!
Ее вызывающее поведение удивляло, но меня не проведешь. Я видел, что за показной дерзостью скрываются слабость и страх.
Шварцкопф сказал почти умоляющим тоном:
– Разве вы не хотите помочь мистеру и миссис Линдберг вернуть их ребенка домой?
Она опустила голову и кивнула. Потом вздохнула.
– Ладно. Задавайте ваши вопросы.
Уэлч кивнул стенографу, чтобы тот начинал печатать, и сказал:
– Пожалуйста, назовите ваше имя, возраст и место рождения.
– Меня зовут Вайолет Шарп. Я родилась в 1904 году в Англии, в Беркшире. Около двух с половиной лет назад я переехала из Англии в Канаду. Я пробыла там примерно девять месяцев и приехала в Нью- Йорк.
– И начали работать на семью Морроу?
– Вначале я зарегистрировалась в бюро по трудоустройству Хатчинсона на Медисон-авеню, где у меня взяли интервью для миссис Морроу, а потом я получила должность кухарки, которую занимаю по сей день.
– Вы обзавелись друзьями мужского или женского пола в Нью-Йорке или Нью-Джерси?
– Нет, друзей у меня не было.
Она была слишком хорошенькая, чтобы это была правда.
В голосе инспектора послышалось раздражение.
– С тех пор как вы приехали в Нью-Йорк из Канады, вы ни разу не выходили погулять в обществе друга или подруги?
– Нет. У меня здесь никого нет, кроме сестры Эмили.
– Где она проживает?
– В Энглвуде. Она работает на одного из друзей семьи Морроу.
Уэлч подошел к ней с другой стороны и сделал еще одну попытку:
– С момента вашего приезда в эту страну вы хоть раз бывали на приемах, на вечеринках, в театре, в кино или в ресторане с любым мужчиной или любой женщиной?
Она подумала, потом сказала:
– Да.
Уэлч проговорил с напускным сарказмом:
– Ну и расскажите нам об этом, мисс Шарп.
– В воскресенье пополудни мы с сестрой шли по Энглвуду...
– В какое воскресенье?
– Двадцать восьмого февраля.
– Этого года?
– Этого года. Мы шли с ней по Дайдекер-стрит, и из машины нам помахал какой-то мужчина. Я приняла его за одного из работников Морроу и помахала в ответ. Он остановил машину, я подошла к нему, поняла свою ошибку и объяснила, что приняла его за другого.
– Что он сказал?
– Он сказал: «Все в порядке. Куда вы идете?» И я ответила: «Мы идем в город». Он пригласил меня и сестру поехать туда в его машине, что мы и сделали. Во время поездки мы любезно беседовали, и тот джентльмен сказал, что хотел бы однажды вечером пойти со мной в кино, если я не против.
– Что вы сказали?
– Я сказала, что согласна.
Согласилась слишком быстро для девушки, которая в течение нескольких лет обходилась без дружка или подружки.
– И что он сказал?
– Он попросил у меня телефонный номер, и я дала его ему.
– Вы имеете в виду номер телефона в доме Морроу?
– Да. Он поинтересовался, кого ему спросить, когда он позвонит, и я сказала, чтобы он попросил Вайолет.
– Он позвонил?
Она кивнула:
– Примерно без десяти восемь вечером первого марта.
