Он не стал объяснять – просто пошел впереди.
В библиотеке мы нашли сидящего неподалеку от стола Брекинриджа, рядом, прямой как мачта, сцепив руки за спиной, стоял командор Джон Хьюз Кертис. Два его прежних компаньона – его преподобие Добсон- Пикок и адмирал Бэрридж – блистали своим отсутствием. Он остался все тем же представительным безукоризненно одетым джентльменом-южанином, ростом гораздо выше шести футов, с седеющими волосами и правильными чертами загорелого лица.
– Командор, – сказал Линдберг, – вы помните Нейта Геллера из Чикагского полицейского управления?
– Да, – сказал Кертис, широко улыбаясь мне приветливой улыбкой и протягивая мне для пожатия медвежью лапу. – Специалист по бандитам типа Капоне.
– Может, это и преувеличение, – сказал я, – но никто из нас не сможет отрицать, что бутлегеры прямо роятся вокруг этого дела.
Кертис кивнул теперь уже с серьезным видом, и Слим, сев за стол, сказал:
– С тех пор как вы видели его последний раз, Нейт, командор вступил в тесный контакт со своей группой бутлегеров и контрабандистов. Командор, будьте любезны, повторите ваш рассказ детективу Геллеру.
– Охотно, – ответил Кертис, и когда я наконец отыскал себе место, тоже сел. Брекинридж и я уже обменялись легкими улыбками и кивками в знак приветствия: между мною и этим седым местным адвокатом установились к тому времени уважительные и даже дружеские отношения.
– Несколько недель назад, – сказал Кертис, устремив на меня пристальный взгляд, – ко мне снова подошел Сэм, этот контрабандист, мой случайный знакомый, которому я раз или два помог с ремонтом его «рыболовного» судна.
– Я не помню, чтобы вы подробно описывали этого Сэма, – дипломатично сказал я.
– Ну, это крупный, неловкий в движениях парень... Носит обычную кричащую одежду, как гангстер из кинофильма. У него явно еврейская внешность, говорит на ломаном английском.
Будучи сам наполовину евреем, я усомнился в том, что у кого-то может быть «явно еврейская» внешность, но решил не говорить о своих сомнениях.
– Как бы там ни было, – продолжал Кертис, – он позвонил мне несколько недель назад и спросил, смогу ли я встретиться с ним на следующий день в Манхэттене. С некоторой настойчивостью в голосе он предложил мне встретиться с ним в кафетерии возле 41-й стрит в час дня в воскресенье.
Адмирал Бэрридж распорядился, чтобы Кертиса самолетом морской авиации доставили в Нью-Йорк, где он поселился в гостинице «Гавер нор Клинтон» под вымышленным именем.
– В полночь я отправился в этот кафетерий на окраину города. Посетителей обслуживали только в одной половине зала, на другой половине уже вовсю трудились уборщики, чтобы привести кафетерий в порядок до прихода утренних посетителей. Стулья были сложены в высокую кучу, полы мыли швабрами.
– Командор, – сказал я, – если можно, ближе к делу. – Мне уже успели надоесть люди, неравнодушные к мелодраме.
– Детектив Геллер, в этом кафетерии я обнаружил только одного посетителя – Сэма, который сидел за самым последним столом и ел оладьи с какой-то приправой.
– С перцем, что ли? О Господи, ну и народ! Оладьи – это «ближе к делу»?
– Сэм утверждал, что мальчик находится с нянькой-немкой, что сам он никогда не видел ребенка, но может заставить няньку описать его, чтобы я передал описание полковнику Линдбергу. Я сказал, что согласен, но сначала потребовал для себя лично доказательство того, что его люди действительно похитили ребенка.
– И что Сэм сказал на это? – спросил я.
Кертис улыбнулся.
– Он предложил отвезти меня туда, где я смогу встретиться с остальными членами банды, и я сразу сказал: что ж, поехали! Но он заставил меня прождать еще два дня, а через день мы снова встретились с ним ночью. Сэм велел мне следовать за его машиной через Голландский туннель... потом к железнодорожному вокзалу в Ньюарке. И там я лицом к лицу встретился с четырьмя мужчинами, которые, если им верить, организовали это похищение.
Эта мелодрама начинала действовать даже на меня.
– Они ждали меня там, на платформе. Вокруг никого не было, освещение было очень слабым. Одного из этих мужчин я видел раньше, на норфолкской верфи, хотя имя его я услышал только сейчас – Джордж Олаф Ларсен. Ему чуть больше сорока, среднего роста, тускло-коричневые волосы зачесаны назад прямо ото лба. Сэм, обращаясь к нему, всегда называл его «боссом».
Другой мужчина, сказал Кертис, был представлен ему просто как Нильс – он скандинав лет тридцати с небольшим, блондин с красным лицом. Третьего мужчину звали Эриком, он тоже блондин, но ему лет сорок пять.
Четвертого мужчину звали Джоном.
– Это был красивый мужчина, – сказал Кертис, – с телосложением культуриста. Судя по акценту, он либо норвежец, либо датчанин.
Я многозначительно посмотрел на Линдберга и затем на Брекинриджа – Линди вздернул одну бровь в то время, как Брекинридж, как и положено адвокату, сохранил бесстрастное выражение лица.
Но все мы знали одно: если на прошлой неделе репортер газеты «Нью-Йорк Таймс» отождествил профессора Кондона с Джефси, а Джефси с посредником Линдберга, который вел переговоры о выплате выкупа, то история с «кладбищенским Джоном» еще не была известна общественности.
Все пятеро членов банды влезли в машину Кертиса, и они отправились в дом Ларсена в Кейп-Мее, в южной части Нью-Джерси.
– По дороге Джон сказал: «Сэм говорит, вы хотите получить какое-нибудь доказательство, что мы сделать это похищение. – Кертис имитировал норвежский акцент, однако явно переигрывал. – Хотите, я вам точно рассказать, как мы сделать это. Однажды ночью, примерно за месяц до похищения, я со своей подругой, медицинской сестрой-немкой идти на какую-то вечеринку в ночной клуб недалеко от Трентона».
Это виртуозная имитация немного напомнила мне письма похитителей, которые получали Линдберг и Кондон.
– "В ночном клубе я познакомиться с одним из членов домашней прислуги Линдбергов и Морроу", – Кертис продолжал подражать голосу Джона, но затем прервал имитацию, чтобы сказать: – Джон не сообщил, кто был этот слуга. Но он сказал, что завербовал этого человека – он даже не назвал его пола – и пообещал ему «много хороших денег за услугу»...
– Мои слуги, – довольно холодно прервал его Линди, – вне всяких подозрений.
Мне стоило больших трудов сохранить молчание; мне было любопытно, как Шварцкопф и инспектор Уэлч использовали информацию о Вайолет Шарп, которую я передал им и которую теперь косвенно подтвердил Кертис.
– Я говорю вам только то, что сказали мне, – тихо, словно оправдываясь, проговорил Кертис. – Джон прервал свой рассказ, когда мы подъехали к небольшому дому в Кейп-Мее. Нас встретила женщина по имени Линда, назвавшаяся женой Ларсена, и повела нас в ярко освещенную столовую. Мы сели за стол, и Джон продолжил свой рассказ.
В ночь похищения Нильс, Эрик, медицинская сестра-немка и Джон на зеленом «Гудзон седане» подъехали к имению Линдберга и припарковали машину примерно в трехстах футах от Федербед Лейн. Сэм следовал за ними в другой машине и поставил ее дальше, на возвышенности возле главной дороги, откуда он мог дать сигнал в том случае, если увидел бы, что по Федербед Лейн едет чужая машина. Нильс и Джон с трехсекционной лестницей подошли к окну детской. Они залезли в детскую через окно с одеялом, тряпкой и небольшим количеством хлороформа. В связи с тем, что лестница была очень неустойчивой, забрав ребенка, они вышли через парадную дверь.
– Через парадную дверь? – спросил я.
– Им была известна планировка дома, – объяснил Кертис. – Они показали мне большую карту с поэтажным планом этого дома, который, как я понял после моих двух приездов сюда, соответствует действительности. Они знали, как запереть дверь буфетной, чтобы никто из кухни и комнаты для слуг не
