– Билли приехал в Лос-Анджелес всего полгода назад, – пояснила Венера Мария. – Он из Техаса.
– Что ж, очень хорошо, – кивнула Лаки, усаживаясь в кресло. – Билли, вы не согласитесь еще раз повторить ту сцену, которую только что читали с Винни? Я хотела бы взглянуть, как вы смотритесь вместе.
– Разумеется, мэм. – Билли снова улыбнулся, и Лаки подумала, что таких ярких голубых глаз она не видела еще ни у кого. «Перестал бы он только величать меня „мэм“, и все было бы в ажуре», – подумалось ей.
Мэри наклонилась к Лаки.
– Он только что закончил сниматься в сериях, которые не пошли в прокат, но у парня большое будущее. Даже Алекс так считает, – сказала она вполголоса.
– В самом деле? – спросила Лаки.
Венера Мария повернулась к ней и подмигнула.
– Сейчас, – сказала она, подходя к молодому актеру, – мы прочтем сцену у бассейна. Она должна тебе понравиться. Это одна из самых сильных сцен, которые…
– Давайте поскорее, – перебила ее Лаки, посмотрев на часы. – У меня мало времени.
Глава 35
На второй день Джини приехала в суд, облачившись в оранжевый комбинезон с глубоким вырезом и апельсинового цвета сапожки на высоком каблуке.
В ушах у нее болтались серьги с таким количеством бриллиантов, что любой поневоле начал бы сомневаться в их подлинности. На запястьях Джини позвякивали браслеты, а пальцы были унизаны множеством колец, которые, будь они золотыми, могли бы составить годовой бюджет какого-нибудь африканского государства средних размеров.
Сопровождала ее репортерская бригада из «Хардкопи» – одной из самых скандальных газет, с которой Джини договорилась об эксклюзивном интервью. Она сама определила, что даст его на ступеньках здания суда, поэтому, оказавшись на месте, Джини приняла подобающую случаю позу и начала речь. При этом она совершенно не слушала обозревателя, пытавшегося задавать ей какие-то вопросы, но зато лучезарно улыбалась десяткам папарацци, которые трудились в поте лица, снимая ее с разных сторон.
Увидев эту картину, Прайс пришел в ярость. Не менее бурно отреагировали и оба его адвоката.
– Эта корова выглядит как вегасская шлюха на пенсии! – пожаловался Прайс, когда, пробившись в зал, они втроем устроились в уголке. – Что мне хочется больше всего, так это разбить ей морду в кровь!
Она вывела меня из себя, я уже не могу справиться с собой! Просто бешусь от одного ее вида!
– Я вас понимаю, мистер Вашингтон, но, к сожалению, вы не можете себе позволить никаких резкостей, – сказал Димаджо, единственный, кто сохранял видимость спокойствия. Что касалось Гринспена, то его буквально трясло.
– Я вообще запретил ей приезжать сюда! – воскликнул он сдавленно-истерическим шепотом. – Она способна принести нам больше вреда, чем десять прокуроров. Своим дешевым спектаклем Джини настроит присяжных и публику против Тедди, и тогда поручиться за исход дела не сможет никто. Надо срочно что-то сделать, чтобы нейтрализовать ее!
– Это не так просто, – мрачно сказал Прайс, который слишком хорошо знал свою бывшую жену. – Джини просто торчит, когда на нее обращают внимание, а туг такой шанс прославиться на всю страну!
– Но вы можете отказаться платить ей, раз она не выполняет наших требований! – посоветовал Димаджо.
– Вряд ли это сработает, – покачал головой Прайс. – Кроме того, она наверняка получит деньги за интервью от газет и телевидения.
– Да, вы правы, – покачал головой Гринспен. – Похоже, нам от нее не избавиться. Что ж, попробую поговорить с ней еще разок…
– Поговори обязательно, – сказал Прайс. – В конце концов, это просто унизительно. Глядя на эту корову, которая была моей женой, люди могут подумать, что у меня нет никакого вкуса!
– Можно попробовать продать малоформаткам пару ваших свадебных фотографий, – предложил Гринспен. – Тогда все увидят, что со вкусом у вас все в порядке – вовремя женились, вовремя развелись. Кроме того, это может сыграть против Джини. Никому не нравятся женщины, которые способны так распустить себя.
– Нет. – Прайс покачал головой. – Я в этом не нуждаюсь. Я и так знаю, что со мной все в порядке.
Как-нибудь переживу.
Но про себя он решил поговорить с Джини сам.
Не питая никаких особых надежд на то, что она согласится не позорить его и Тедди, Прайс хотел попробовать убедить свою бывшую жену, чтобы она не позорила себя. Это был, пожалуй, единственный аргумент, над которым Джини способна была задуматься.
Во время одиннадцатичасового перерыва Прайс отвел Джини в сторонку и сказал:
– Послушай, Джин, мы договаривались, что в суде ты должна исполнить роль заботливой матери.
Как насчет того, чтобы выполнить свое обещание? И перестань так наряжаться – в этих тряпках ты похожа на какаду!
– Какая, к черту, заботливая мать, когда меня снимают для телевидения?! – с вызовом ответила Джини. – Этим ребятам нужен шик и блеск, потому что обыкновенные люди никого не интересуют. На телевидении меня просто обожают. Завтра я буду для них деть – они сами меня попросили…
– Ты будешь для них… что?! – переспросил Прайс.
