Проклятые в раю

— Что мы будем делать с новыми доказательствами, если я их обнаружу?

Он подмигнул.

— Об этом позабочусь я. Я прослежу, чтобы об этом узнали присяжные и газеты. Естественно, в этом случае, я отзову дело Ала-Моана, потому что оно указывает на мотивы и психическое состояние Томми Мэсси. Ни один прокурор не сможет сбросить это со счетов... Далее — завтра утром я собираюсь в суд, чтобы попросить там неделю на подготовку дела, судья ее мне предоставит.

— Да уж, конечно. Вы же Кларенс Дэрроу.

— И это все, что я рассчитываю получить в этом деле за счет своей славы, но будь уверен, это получу обязательно. Затем я возьму еще неделю, чтобы выбрать присяжных... Я намерен твердо стоять на своем.

— Таким образом, вы даете мне две недели.

Он кивнул.

— Я хочу, чтобы во время суда ты находился рядом со мной, за моим столом. Ты будешь нужен мне именно там, а не гоняющийся по белому как снег пляжу за девочками.

— Значит, в вашем представлении я так провожу время?

— Частично. Разумеется, ты уже уложил эту девочку Белл. Прелестная молодая женщина. Ты обработал глупышку в первую же ночь на корабле, верно?

— Признать это было бы не по-джентльменски.

Он вздернул голову, взгляд его глаз сделался тоскующим.

— Без купальника она выглядит так же хорошо, как в нем, сынок?

— Лучше.

В ответ на это Дэрроу с удовлетворением вздохнул, затем поставил свое усталое тело на ноги — впечатляющая процедура, словно собрал себя по частям. Нашаривая что-то в кармане мешковатых штанов, он сделал мне знак подняться, что я и сделал, и проводил меня до двери. Обнял одной рукой за плечи, а другой сунул мне в руку ключи.

— В гараже отеля стоит для, тебя машина. Миссис Фортескью поспособствовала.

— Какой-то особый автомобиль, или мне искать путем подбора ключей к зажиганию?

— Синий двухместный «дюран». Он настроит тебя на рабочий лад — именно в нем она приехала к зданию суда в тот день, когда похитили Кахахаваи.

Я усмехнулся.

— Ну хоть не тот, в котором везли тело несчастного ублюдка.

Он шагнул в сторону, чтобы взять один из конвертов со столика у двери.

— Это тоже для тебя, сынок... Здесь твоя временная лицензия частного детектива и разрешение на ношение огнестрельного оружия на территории Гавайев.

— Какого черта, — ругнулся я, бросив взгляд на документ, подписанный начальником полиции. — Я же работаю официально.

Он потрепал меня по плечу.

— В основном я буду сидеть здесь, в этой норе, работая с Джорджем. Звони мне по телефону, встречаться будем каждый день или по мере надобности. А теперь я хочу, чтобы ты держался подальше от этого отеля... я не хочу, чтобы за тобой таскались репортеры. — Он порылся в кармане. — Вот деньги на расходы...

Я взял протянутые мне пять десяток и сказал:

— Чья была идея нанять меня? Ваша или Эвелин Уолш Маклин?

— Так ли уж важно, кому первому пришла в голову гениальная идея?

— Только не говорите, что это она оплачивает мои расходы...

Он прижал к впалой груди растопыренную пятерню.

— Ты обидел меня, по-настоящему обидел. Ты же знаешь, я забочусь о тебе... как о своем родном сыне!

— Вы хоть сколько-нибудь заплатили за то, чтобы я приехал сюда?

— Конечно, Нат. Разве я достал деньги не из своего кармана?

— Да, только я не знаю, чьи деньги вы достали.

Серые глаза взглянули проказливо.

— Отчего же, твои деньги, Нат. Теперь уже твои.

Я снова усмехнулся.

— Я бы заставил вас принести присягу, но что с того?

— Ты о чем?

— Какой смысл заставлять агностика клясться на Библии?

Он усмехнулся этим словам, закрывая за мной дверь.

* * *

Верх «дюрана» был откинут, так я его и оставил. Автомобиль оказался на удивление спортивным для такой светской львицы, как Грейс Фортескью, даже если она и была склонна к убийствам. Машина прекрасно слушалась руля, и дорога из Гонолулу в Вайкики длиной в три с половиной мили — по Кинг-стрит и далее по Калакауа-авеню — явилась приятным сочетанием затененной пальмами проезжей части, местных пешеходов и процветающей торговли. Я бросил шляпу на пол рядом с пассажирским сиденьем, потому что встречный поток воздуха при езде сорвал бы ее с головы, и с удовольствием ощутил, как ветер шевелит волосы. Позвякивающий трамвай разделил непрерывный поток машин, который периодически останавливался дорожными полицейскими-полинезийцами, державшими в руках таблички с надписями «стойте» и «идите» — на улицах Гонолулу не было светофоров, хотя уличные фонари имелись. Очень скоро кораллово-розовые оштукатуренные шпили отеля «Ройял Га-вайен» начали вырисовываться за деревьями, словно играющее в прятки видение.

Повернув с Калакауа направо, на дорожку, ведущую к отелю, я оказался на тщательно ухоженной территории, окруженной роскошной зеленью и щедро сдобренной буйством цветов. По обсаженной пальмами мягко изогнутой асфальтовой дорожке я добрался до парадного входа Розового дворца, где чуть не врезался в одну из внушительных колонн, обрамлявших вход, потому что глазел по сторонам.

Белая униформа и кепка швейцара-японца произвели на меня даже большее впечатление, чем мундир адмирала Стерлинга. Когда он наклонил ко мне свое круглое лицо, я спросил, где можно поставить машину, а он ответил, что они сами поставят «транспортное средство».

Я оставил мотор включенным, взял из багажника сумку, получил корешок квитанции — представьте себе, что вы отдаете автомобиль, словно сдаете в гардероб шляпу! — дал швейцару на чай и направился внутрь. Китаец-посыльный в восточной одежде попытался взять у меня сумку, когда я стал подниматься по ступеням, но я отмахнулся от него, не так-то много у меня чаевых денег.

В холле было прохладно и просторно, сквозь двери без створок в помещение долетало приятное дуновение ветерка, слышался щебет птиц, шелест прибоя. Толстые стены, угрожающего размера арки, высокие потолки, люстры, по сравнению с которыми пальмы в кадках казались мелкими, причудливые лампы и плетеная мебель. О людях нечего было и говорить — обслуживающего персонала, частью в восточной одежде, напоминающей пижаму, частью в обычных красных куртках и белых штанах, с лицами всех оттенков желтого и коричневого, хватило бы набрать футбольную команду, да и поиграть где было — на сплошь застланном персидском ковром полу.

А вот проживающих в отеле было поразительно мало. Строго говоря, в тот момент, когда я шел к расположенной слева регистрационной стойке, я был единственным гостем в обозримом пространстве. Пока я расписывался, спустилась, держась за руки, чета новобрачных, одетая для игры в теннис. Вот, пожалуй, и все.

Даже в шикарных магазинчиках в холле, где продавался жадеит, шелка и одежда последних моделей для богатых мужчин и женщин, были только продавцы.

Лифтер поднял меня на второй этаж, где я очутился в такой просторной и прекрасно обставленной комнате, что каюта на «Малоло» показалась мне той самой моей однокомнатной квартиркой в Чикаго. Плетеная мебель, зелень и цветы, жалюзи на окнах и балкон с видом на океан...

Перевалило уже далеко за полдень, и купальщики и любители загара в основном покинули пляж, серфингисты оживленно играли в поло, но и только. Никаких каноэ с выносными уключинами, никаких занимающихся серфингом собак.