— Дорогой Сверчок, ты жив, значит?
— Ага, теперь ты называешь меня «дорогим», а помнишь, как запустил мне в голову молотком.
— Ах, все это верно, — вздохнул Пиноккио. — Виноват я перед тобой… Прогони нас, мы уйдем.
— Я не помню зла, — ответил Сверчок. — Оставайтесь, располагайтесь, как дома.
— Это твой дом? — спросил Пиноккио.
— Мой собственный.
— Кто его тебе подарил?
— Волшебница…
Пиноккио подскочил, как ужаленный:
— Где она сейчас? Она придет сюда?
— Нет, она никогда больше не вернется. Она уехала. Когда уезжала — все вздыхала печально, повторяла! «Бедный, бедный Пиноккио! Я не увижу его больше никогда. Его проглотила акула».
Пиноккио горько заплакал. Выплакавшись, он вытер глаза, постлал для папы Карло соломки на лавку и спросил Говорящего Сверчка:
— Где бы тут достать стаканчик молока?
— Версты три отсюда живет молочник Гвидо, сбегай к нему.
Пиноккио побежал, но молочник даром молока дать не захотел.
— Деньги заплати. Три сольдо!
— Но у меня нет ни гроша!
— А у меня нет молока!..
Пиноккио повесил голову, пошел, еле передвигая ноги.
— Постой! — остановил его молочник. — Ты умеешь вертеть колодезное колесо?
— Умею.
— Так вот, — ты будешь ходить и вертеть колесо, а я буду считать ведра. Когда будет начерпано сто ведер, дам тебе молока.
— Ладно!
Молочник повел Пиноккио в огород и научил вертеть колесо. Пиноккио вертел его, обливаясь потом, а молочник рассказывал:
— Раньше у меня это делал осел, а теперь он, кажется, собирается сдохнуть.
— Позвольте посмотреть на него.
— Пойди, пожалуй, посмотри.
В стойле лежал при последнем издыхании изнуренный голодом и непосильной работой осел.
Пиноккио пристально посмотрел ему в глаза: осел был знакомый… ужасно даже знакомый…
— Как тебя зовут, — спросил он, нагибаясь к бедняге.
— Фи-ти-лек! — промычал несчастный.
Закрыл глаза и вздохнул глубоко в последний раз.
— Бедный Фитилек! — прошептал Пиноккио, вытирая рукавом слезы.
— Ты плачешь об осле, который тебе не стоит ни гроша, а что же я должен делать, — у меня денежки пропали, — сказал молочник.
— Я плачу, потому что это мой друг.
— Что? Это осел то твой друг?
— Ну да, школьный товарищ.
— Как-как? — захохотал молочник. — Школьный товарищ? Это осел-то? Хороша была школа!
Пиноккио не сказал больше ни слова, взял молоко и побежал к отцу. С этого дня в течение пяти месяцев он бегал на ферму каждое утро на рассвете и вертел колесо за стакан молока. В свободное время днем он плел корзиночки на продажу. По вечерам учился, читал и писал. Не было чернил, — макал гусиное перо в вишневый сок, и выходило очень хорошо.
Однажды утром он сказал папе Карло:
— Пойду сегодня на рынок, хочу купить курточку, шапку и сапоги. Когда вернусь, ты меня и не узнаешь!
Когда Пиноккио вприпрыжку бежал на базар, его окликнули:
— Пиноккио!
Он остановился. Большая улитка, шевеля рогами, сидела на плетне.
— Не узнаешь?
— Нет… Что-то не припоминаю.
— А помнишь Улитку, которая отворила тебе дверь в домике Волшебницы.
— Вспомнил! Вспомнил! А где Волшебница?… Она уехала?… Делеко? Вспоминает ли меня? Увижу я ее когда-нибудь?
На все эти вопросы Улитка ответила, как и подобает, совсем не спеша:
— Волшебница очень обеднела и лежит сейчас в больнице. У нее нет ни сольдо, даже есть нечего.
— Вот, послушай, — торопливо проговорил Пиноккио, — вот сорок сольдо, больше у меня нет, я хотел купить себе курточку… но мне не надо! Отнеси их Волшебнице. Завтра опять приходи на это место, я принесу еще денег.
— Спасибо, — поджав рога, сказала Улитка и взяла деньги.
Когда Пиноккио вернулся домой, Карло спросил:
— А где же новая курточка?
— Не нашел ни одной по росту.
В этот день Пиноккио работал до полуночи и вместо восьми корзин сплел шестнадцать. Заснул он, как убитый, и приснилась ему Волшебница. Она ласково обнимала его за плечи и говорила:
— Милый Пиноккио! Наконец, ты меня порадовал. Если останешься таким же навсегда, увидишь, какая радость тебя ожидает.
В эту минуту Петрушка проснулся, пощупал себя и вдруг закричал от радости, он был весь мягкий, не деревянный, а как все его товарищи. Он вскочил с постели, все еще протирая глаза, все еще не веря, что исполнилось его заветное желание.
Вместо тесной каморки, где он заснул вчера, он увидел светлую комнату с чистой мебелью, на табуретке около кровати лежал новенький костюмчик, шапочка и новые сапоги.
Он сейчас же оделся, засунул руки в карманы и вытащил оттуда портмоне из слоновой кости. На его крышке было выгравировано золотыми буквами:
Пиноккио, рассматривая подарок, нечаянно увидал себя в зеркале. Из зеркала глядел на него хорошенький голубоглазый мальчик. Это был он сам. Ему казалось, что все это сон.
В соседней комнате сидел папа Карло в новой суконной куртке, и работал, мастерил чудесные игрушки.
На полу около его стула сидел деревянный Петрушка. Голова его повисла на бок, руки упали вдоль туловища, тонкие ножки согнулись в коленях, и никто бы не поверил, что когда-то он умел бегать, плакать и смеяться.
— А это кто? — со страхом спросил Пиноккио, показывая пальцем на Петрушку.
— А это, дружок, это — ты же сам… Но не бойся, плохие дни миновали, это — только кукла, а ты — Пиноккио… С добрым утром!
