Пиноккио встречается с папой Карло
Скользя в темноте, Пиноккио пошел на мерцающий огонек.
Под ногами хлюпала вонючая, жирная каша. Это была рыба, уже переваренная в желудке акулы. Содрогаясь от ужаса и отвращения, Пиноккио шел все вперед и вперед на огонек. Огонек светлел. И… но тут уже Пиноккио едва не спятил от изумления и радости. Он увидел в уголку, в складках желудка, ящик, на нем свечу, остатки еды и сидящего перед ящиком, положив на него локти, — самого папу Карло… Борода у него была совсем седая, лицо грустное…
Пиноккио задрожал и не мог выговорить ни слова.
— Папа Карло! — крикнул он, бросаясь к старику на шею.
— Пиноккио!.. Не верю глазам… Ты ли это?…
Папа Карло щупал, вертел Петрушку, целовал его, гладил…
— Это я! Это я! — лепетал Пиноккио. — О, если бы вы знали, сколько несчастий мне пришлось пережить. Помните тот холодный день, когда вы продали куртку, чтобы купить мне азбуку? А я, гадкий, неблагодарный, не пошел в школу, а убежал в кукольный театр. Директор театра хотел меня бросить в печку, чтобы дожарить барана… Но потом дал мне пять золотых, чтобы отнести вам… По дороге я встретил Лису и Кота, — они заставили заплатить за ужин, а сами убежали. Ночью на меня напали разбойники и повесили на суку… Я совсем уже умирал, но Волшебница послала за мной коляску и перевезла в свой домик… Потом я выздоровел… Волшебница спросила меня, где золотые… Я… солгал… и у меня вырос нос…
Пиноккио вытер слезы. Рассказ длился ужасно долго. Папа Карло рыдал, опираясь локтями о ящик.
Наконец, Пиноккио спросил:
— Сколько времени вы здесь в акульем брюхе?
— Ах, и не спрашивай — долго.
— Но как же вы не умерли с голоду? Где вы взяли свечи, спички, еду?
— Я тебе все сейчас расскажу, — проговорил папа Карло. — Помнишь, была жестокая буря в тот день, когда я поплыл за море тебя искать? Лодочка моя потонула, как скорлупка, и тут же рядом погибал торговый пароход. Команда спаслась, но пароход пошел ко дну. Акула в тот день должно быть очень проголодалась и глотала все, что ей ни попадалось на язык, — ящики, людей, веревки, бочонки… На мое счастье этот пароход оказался нагруженным консервами мяса в жестяных банках, бисквитами, сухарями в коробках, бутылками с вином, стеариновыми свечками и шведскими спичками. Попал и я ей в брюхо… Поосмотрелся и, вот видишь, устроился понемножку… А свечечек-то у меня больше нет, последняя. Останемся оба в темноте!
— Тогда, папа Карло, нужно сейчас же бежать!
— Куда бежать?
— В море!..
— Тебе хорошо говорить, но я плавать то не умею.
— Это не беда, сядете на меня верхом.
С этими словами Пиноккио взял папу Карло за руку и повел его, освещая свечой отвратительную эту дорогу. Так шли они долго по желудку акулы, вошли в горло, приостановились, осмотрелись. Нужно вспомнить то, что акула страдала отдышкой и спала всегда с открытой пастью. Пиноккио выглянул из акульего рта и увидал спокойное море, освещенное луной.
— Бежим! — шепнул он, — акула дрыхнет, море как зеркало, луна, светло. Бежим!
Через горло они прошли в пасть и, осторожно придерживаясь за язык спящего чудовища, доползли уже до того места, откуда хотели броситься в море.
Но, о ужас! Акула чихнула… и втянула их обратно в желудок. Свечка упала и погасла. Беглецы остались в глубокой темноте.
— Что же теперь делать?
— Пропали! — сказал папа Карло.
— Дайте руку! Пойдемте. Не падайте духом!
И опять Пиноккио потащил папу Карло в темноте по отвратительному желудку. Опять добрались они до акульего рта и цепляясь за язык, поползли через всю пасть и чуть не завязли в тройном ряду зубов. Снова впереди показалось море, ярко освещенное луной.
— Прыгаем! Держитесь крепче за меня, — быстро прошептал Пиноккио.
Море было, как зеркало. Акула дрыхла, похрапывая, ее бы и пушки не разбудили. Беглецы кинулись в воду.
Пиноккио плыл, таща за собой папу Карло, задыхаясь от тяжести, но не терял мужества. Берег был еще очень далек. Папа Карло начал дрожать с головы до ног от холода и слабости.
— Ну-ка еще немножко потерпите, — крикнул Пиноккио, — сейчас — берег.
— Не могу больше… Тону… Прощай…
— Кто тут вздумал тонуть? — раздался глухой голос, похожий на звук басовой гитарной струны. И сейчас же около погибающих беглецов показался Тонно.
— Тонно, милый, спаси нас! — крикнул Пиноккио.
— Это можно… Держите меня оба за хвост покрепче. В пять минут будем на берегу. А я ведь тоже удрал вслед за вами… Хо-хо-хо…
Пиноккио и Карло не заставили себя упрашивать, и крепко уцепились за хвост доброй рыбы, а затем, чтобы было удобнее, перебрались к ней на спину.
Но вот — наконец — и берег. Пиноккио первым соскочил на песок и в восторге закричал:
— Позволь мне расцеловать тебя, миленький Тонно!
Тонно высунул морду из воды и тотчас же после поцелуя сконфуженно нырнул в воду. Он не привык к таким нежностям.
Пиноккио становится мальчиком
— Куда же теперь мы пойдем? — спросил Карло.
— Пойдем, попросимся у кого-нибудь отдохнуть и обсушиться.
Не прошли они и сотни шагов, как посреди улицы им попались два жалких нищих, выпрашивающих милостыню у прохожих. Это были Лиса и Кот. Но их и узнать то было трудно. Кот прежде только притворялся слепым, а теперь ослеп на самом деле. Лису разбил паралич, и она была даже без хвоста, — продала его однажды старьевщику в черный, голодный день.
— Пиноккио, дорогой мой! Подай милостыньку двум несчастным калекам! — запела Лиса, протягивая облезлую лапу.
— Проходите, обманщики! — сурово ответил Пиноккио. — Скажите спасибо, что в участок вас не отведу за ваши проделки…
Пиноккио и Карло продолжали путь, пока не увидали вдали жилье. Это была маленькая хорошенькая избушка с черепичной крышей, очень приветливая с виду. Беглецы постучались в дверь.
— Кто там? — спросил изнутри голосок.
— Несчастные путники без крова и хлеба, — ответил Пиноккио.
— Войдите. Дверь не заперта. Они вошли. Никого.
— А где же хозяин? — спросил Карло.
— Я здесь, — ответил тот же голосок с потолка.
Пиноккио поднял голову и увидал сидящего на балке Говорящего Сверчка.
