— Добро пожаловать на свободу, господин Бонуэр!
Толстяк улыбался. Гримаса на его лице походила на жуткий оскал тыквы, какой пугают на веселый праздник Хеллоуин. Толстяк подал мне руку.
Я шагнул на свет, но протянутую руку нарочито не заметил. Улыбка на лице Версуса стала чуть более скупой, но радушия не утратила. Он умел улыбаться. И я тоже научился этому.
— Прошу в гравитолет.
Скосив глаза в ту сторону, куда указывал представитель Корпорации Иллюзий, я увидел черный корпус гравитолета. В этот миг над головой стремительно пронеслась пара острокрылых птиц, чьи тени кляксами черкнули по серому бетону крыши. Птицы были свободны, почти как я.
— Вам нехорошо, господин Бонуэр?
Я усмехнулся:
— Напротив. Очень даже хорошо, мой друг. — Я не сумел удержаться от маленькой мести. — Как видите, вопреки вашим прогнозам я все-таки победил!
— Это достойно удивления! — воскликнул толстяк и, немного подумав, прибавил: — И восхищения.
— Оставь свои восторги для кого-нибудь другого! — велел я. — Я хочу побыстрее убраться отсюда!
— Да-да! — Версус засуетился. — Пожалуйста, сюда.
Смешно семеня ножками, он направился, почти побежал к гравитолету. Я пошел следом за ним.
Ожидавший в тени гравитолета Толз встретил меня хмурым взглядом. Ничто не могло доставить мне удовольствия большего, чем этот взгляд.
— Хороший денек, Толз!
Начальник тюрьмы вздрогнул. Лицо его исказилось нервной гримасой.
— Начальник Толз! — процедил он.
— Толз, — упрямо повторил я. — Ставлю сто против одного, что ты не ожидал увидеть меня.
Толз ничего не ответил, продолжая сверлить меня взглядом.
— А где же мисс Оуген? Она обещала поздравить меня с победой.
— Я видел ее! — вмешался Версус. — Она не смогла прилететь. Хотела, но не смогла. Но она велела передать вам свои поздравления, господин Бонуэр.
Все ясно, подумал я. Рыжеволосая стерва наконец поняла, что представляет собой Дип Бонуэр. Она слишком любит маленькие радости жизни, чтоб от них отказаться. Я не обиделся на нее. В конце концов, она доставила мне удовольствие. Это было не много, но и не мало.
— Жаль. Мне было хорошо с ней. Она отменно трахается, не правда ли, Толз?
Лицо начальника тюрьмы покрылось пятнами. Толз сглотнул, но ничего не сказал. Он еще рассчитывал взять свое.
— Куда? — спросил я Версуса, с любопытством внимавшего нашему диалогу.
— Прошу внутрь, господин Бонуэр.
Ухватившись за поручни, я запрыгнул в гравитолет. В рассчитанной на шестерых кабине сидели пилот и громадных размеров хранитель.
— Сюда.
Поднявшись следом, Версус указал мне на кресло у окна.
Я сел. Кожаное сиденье тут же подстроилось под формы моего тела. Версус устроился напротив меня. Толз уселся рядом с ним.
Раздался негромкий резкий свист. Это заработали антигравитационные двигатели. Гравитолет взмыл вверх и пошел по направлению к клонящемуся к горизонту солнцу. Он летел столь быстро, что я едва успел бросить прощальный взгляд на башню, смотревшуюся снаружи более чем безобидно. Еще миг, и сигарообразное сооружение исчезло из виду.
Мы летели над бесконечным, теряющимся за краями горизонта Городом. Я давно не был здесь. Уже темнело, и серая паутина Города оживала, расцвечиваясь огнями. Мелькали яркие прямоугольники зданий, очерченные ожерельями фонарей проплешины площадей и улиц, острые пики зеркально отблескивающих небоскребов. Я взирал на это великолепие с видом хозяина, ведь скоро мне предстояло владеть всем этим.
— Ну вот почти и все, господин Бонуэр, — бесцеремонно прервал мои раздумья толстяк.
Он сделал это очень вовремя, так как огням Города удалось загипнотизировать меня.
— Что я еще должен сделать?
— Сущие пустяки. Сейчас мы посетим одну из наших студий. Там вы переоденетесь, приведете себя в порядок, после чего ответите на несколько вопросов. Так сказать, поделитесь своими впечатлениями об игре. Мы с вами должны убедить Совет, что игра способна перевоспитать человека, даже такого, как вы. Надеюсь, вы не против?
Я не испытывал ни малейшего желания соглашаться.
— Что дальше?
— Дальше? — Толстяк заулыбался, тряся жирными щеками. — Дальше мы расстанемся. Вы получите помилование, удостоверение личности и деньги, после чего вас доставят в космопорт, и вы отправитесь домой.
— У меня нет дома.
— Он будет, непременно будет, господин Бонуэр! Глазки толстяка суетливо бегали. Я покосился на Толза, который взирал на меня с нескрываемой ненавистью:
— Ну как, Толз, похоже, я становлюсь важной персоной!
Тонкие губы начальника тюрьмы шевельнулись, выдавив тихо, но вполне внятно:
— Ты подохнешь, ублюдок!
— Да, — согласился я, — но чуть позже, чем ты. И в день твоих похорон я буду иметь рыжую сучку. И она будет рыдать, но не от горя. Она будет счастлива тому, что жива и лежит подо мной!
— Гаденыш!
Руки Толза тряслись от ярости, но он вновь, как и прежде, сумел совладать с собой. Я не сомневался, что он уже отсчитывает мгновения до той сладостной минуты, когда один из его людей, вполне возможно, тот самый здоровенный хранитель, что сидел по правую руку от меня, свернет шею наглецу Дипу Бонуэру. Я же вел совсем другой отсчет времени.
— Версус, документы с деньгами у тебя?
Представитель Корпорации не ожидал подобного вопроса и, растерявшись, ответил утвердительным кивком.
— Давай-ка их сюда!
— Не-ет! — протянул Версус почти обиженно.
— Тогда не будет никакого интервью.
— Но зачем они тебе сейчас, Бонуэр?
Улыбаясь прямо в растерянную рожу, я привел вполне правдоподобный довод:
— Я не доверяю тебе и хочу иметь гарантии, что получу документы и деньги.
— Согласно договору, я могу отдать их тебе лишь после того, как ты выполнишь свои обязательства перед Корпорацией.
— Ну хорошо. Тогда я хочу хотя бы посмотреть на них. Это, надеюсь, можно?
— Без проблем.
Представитель Корпорации Иллюзий извлек из-под сиденья небольшой старомодный саквояж. Щелкнув замком, он достал уже виденный мной лист бумаги с помилованием и новенькое удостоверение личности. После этого Версус наклонил саквояж таким образом, дабы я мог убедиться, что он наполнен пачками кредитов.
— Достаточно?
— Вполне. Где мы сейчас летим?
— Не терпится получить денежки?! — Застегнув портфель, толстяк сунул его под ноги и посмотрел в иллюминатор: — Центр. Через десять минут мы будем на месте.
— Отлично! — У меня еще было немного времени, и я был не прочь занять себя беседой. Недолгой
