Миссис Вильгельмина Уиндем, не удостоив взглядом сына, со злобным блеском в глазах уставилась на Дачесс.
– Вы, – прошипела она. – Я не видела вас семь лет, но, кажется, они пролетели слишком быстро. Значит, притащили с собой всех домочадцев для защиты? Должна сказать, миссис, без них вам не обойтись. Да как вы посмели явиться в Америку? В Балтимор? В дом моего несчастного сына. Да еще и эту девицу пригрели?! Как я молилась, чтобы она исчезла навсегда и никогда больше не показывалась среди порядочных людей! Так у вас еще двое деток?! Вы их не заслужили. Бедный Джеймс потерял жену и ребенка. Почему он привез вас всех сюда? Я настаиваю, чтобы вы немедленно убрались!
– Довольно, мама, – твердо заявил Джеймс. – Мы провели на корабле шесть с половиной недель. Нам потребовалось больше времени, чем мы рассчитывали, чтобы добраться до гавани и бросить якорь. Почему вы здесь?
– Узнала о твоем приезде, – драматически объявила миссис Уиндем, всплеснув руками. – И поняла, что ты нуждаешься во мне, сын мой. И, как оказалось, была права. Я самолично выброшу отсюда этих английских негодяев, которым не место в Америке.
– Мама, – повторил Джеймс. – Прошу тебя немедленно уехать. Завтра я навещу тебя. Томас, пожалуйста, проводите мою мать к карете.
– Но, дорогой...
– Завтра я приеду, мама.
Вильгельмина наградила Дачесс взглядом, полным ненависти, кокетливо улыбнулась Маркусу и, намеренно игнорируя Джесси, направилась вслед за Томасом.
– О Господи, – вздохнула Дачесс, – ну и прием! Она права, семь лет между свиданиями – чересчур малый срок.
– Обещаю, теперь все будет по-другому, – вмешался Джеймс. – Джесси, ты устала и, кажется, даже немного позеленела. Вряд ли внизу найдется подходящая ночная ваза.
– Это ты во всем виноват, Джеймс.
– Знаю, – кивнул он, погладив жену по щеке. – Баджер дал мне слово, что ты скоро растолстеешь и начнешь переваливаться на ходу, как утка, но ты все еще слишком тощая. Тебе нужна ночная ваза прямо сейчас, верно?
– Пожалуйста, скорее, – попросила Джесси, часто, неглубоко дыша, как научила Дачесс.
– Держись, Джесси. Сегодня ты была молодцом. Тошнота скоро пройдет. А вот и Томас с ночной вазой. Превосходно.
Джесси не стыдилась того, что ее выворачивает наизнанку перед посторонними. Она уже привыкла. Трудно найти уединенное место на небольшом корабле, и за шесть с половиной недель Джесси преодолела смущение. Кроме того, последние несколько дней ей было невыносимо плохо. Ни один человек не заслуживает такого!
Джеймс вытер ей лицо мокрой салфеткой. Баджер сунул в руку стакан холодной воды. Муж помог Джесси встать и, крепко обняв, рассмеялся:
– Никогда не забуду, как ты, в полной уверенности, что умираешь, лежала на палубе, на мотке каната, и жалостно всхлипывала. Теперь же ты выглядишь гораздо лучше. Даже «ручейки» снова кокетливо подрагивают. Томас, помогите устроиться нашим гостям.
– Всех мужчин следовало бы сразу же ставить к стенке, – пробормотала Джесси.
Спирс немедленно выступил вперед и протянул руку высокому чернокожему мужчине:
– Я мистер Спирс. Вы мистер Томас?
– Извините, мистер Спирс, – медленно произнес Томас, гадая, уж не перевернулся ли внезапно мир. – Я мистер Текери.
Тут он улыбнулся широкой приветливой улыбкой, показывая ровные белые зубы.
В десять часов вечера, когда и слуг, и гостей накормили и уложили спать, в доме наконец стало тихо. Но спален явно не хватало. Впервые со дня покупки Марафона Джеймс ясно увидел, в каком плачевном состоянии находится дом. Пятна плесени на обоях, мышиные норы, ветхая мебель... Все, что он мог сделать, – непрерывно извиняться за беспорядок и бедность. Наконец Дачесс заявила:
– Довольно, Джеймс. В Кендлторпе мне почти ничего не пришлось делать. Но подождите, мы с Джесси еще сделаем Марафон самым красивым домом в округе.
Джеймс уже совсем было поверил ей, но, взглянув на Джесси, понял, что жена вот-вот упадет от усталости. Она смотрела на него огромными круглыми глазами.
– Джеймс, я буду спать с тобой, в твоей комнате? Кровать достаточно велика для нас обоих, верно?
– Больше все равно места нет. Пойдем-ка отдохнем. Мы вполне уместимся, не беспокойся.
– Ничего не поделаешь, поскольку самое плохое со мной ты уже успел сотворить.
Она никогда не видела комнату Джеймса и обнаружила, что обстановка здесь такая же убогая, как и во всем доме. Обои старые и отклеиваются, у самых окон влажные пятна, рамы выкрашены в унылый коричневый цвет. Кроме большой кровати кленового дерева с выщербленным изголовьем и шкафа с исцарапанными дверцами, столь же древнего, как кровать, другой мебели не было. На полу лежал уродливый плетеный коврик. Но сейчас Джесси было все равно – она очень устала и лишь с покорным безразличием ждала, пока Джеймс расстегнет ей платье. Наконец она осталась в чулках и нижней рубашке.
– Давай я достану тебе ночную сорочку, – предложил Джеймс, но тут же, сощурив глаза, отступил: – Нет, вдруг ты снова захочешь спать со мной нагишом. Не всегда же ты будешь чувствовать себя недозрелым персиком, в который кто-то вонзил зубы. Спирс считает, что все это продлится не больше двух недель.
Он не добавил, что Кэролайн Найтингейл, близкая подруга Дачесс, страдала почти пять месяцев, когда была беременна вторым ребенком. Нет, Джесси ни к чему это знать.
– Я всегда ношу сорочку, Джеймс, просто тебе нравится срывать ее с меня и швырять на пол.
– Прекрасно, согласен, но только на сегодня. Хорошо? В Америке я забываю о скромности и приличиях.
Порывшись в открытом чемодане Джесси, он бросил ей чистую ночную сорочку, разделся сам и лег в постель.
– Поспеши, Джесси. Я замерз.
Говоря по правде, погода в начале сентября была довольно теплой. Благодарение Богу, по пути от доков Претт-стрит до Марафона ни разу не полил дождь. Правда, солнце жгло немилосердно, но это все же лучше, чем холодные струи, размывающие дорогу.
– Дети спят с Маркусом и Дачесс. Черт возьми, я совсем забыл, какое здесь все неуютное и жалкое!
– Не переживай, – утешила Джесси, прижимаясь к мужу. – Подожди, пока они не увидят конюшни и дома работников! Тогда все поймут, на что ты истратил деньги.
– Ты и впрямь так устала, Джесси?
Она еще теснее прильнула к груди Джеймса, положив ладонь на то место, где билось его сердце.
– Нет, не очень.
На самом деле она измучилась так, что хотела бы закрыть глаза и не открывать их всю последующую неделю. Но не успели слова сорваться с ее губ, как Джеймс уже поворачивал жену лицом к себе, терзаясь невероятно мучительным желанием, которое всего лишь минуту назад не мог себе представить.
– Нет, – прошептала она, целуя его в плечо, – я совсем не устала.
– Наша первая ночь в Америке, – выдохнул Джеймс чуть позже и начал осыпать ее поцелуями, пока не увидел, что веки Джесси тяжелеют.
– Ужасно хорошо. Интересно, слышал Маркус твои вопли? Если да, мы завтра же об этом узнаем.
Джесси крепко спала до трех часов, а потом проснулась от собственного пронзительного крика, задыхаясь и чувствуя, что сердце вот-вот разорвется.
– О Боже, это снова мистер Том. Почему он не уйдет? Я уже все вспомнила! Почему он преследует меня?
– Джеймс, меня сейчас стошнит.
