– Итак, – провозгласила она, указывая пальцем на невестку, – ты все-таки соблазнила моего бедного сына. Когда он приехал в Англию, ты начала рыдать и жаловаться, и ему пришлось жениться. Я не возражала бы, женись он на Гленде, потому что она невежественная дурочка и я без труда могу ею управлять, как, впрочем, и ее ни на что не способной мамашей. Не понимаю, как Порция родила столь странное создание. Должно быть, во всем виноват ее муж. Оливер всегда слишком увлекался скачками. Бедняжка Порция корчится от сознания того, что ты украла жениха у несчастной Гленды, но может лишь ныть и хныкать.
– А как бы вы поступили на ее месте, мэм? – поинтересовался Маркус, окидывая Вильгельмину взглядом, способным растопить снеговую гору.
– Я превратила бы жизнь этой девчонки в такой ад, что она сбежала бы в Италию и до конца дней своих прожила в рыбацкой деревушке.
– Но, мэм, – запротестовала Джесси, поднимаясь и ломая руки, поскольку боялась, что ее сейчас вырвет прямо на туфли свекрови, – я не знаю итальянского.
– До этого, миссис, мне дела нет. Обращайтесь к своей матери! Она даже не дала вам необходимого образования! Мой Джеймс бегло говорит по-французски. И читает на этом тарабарском языке.
Джеймс поспешил на помощь жене, опасаясь, что в гостиной произойдет убийство или раздадутся раскаты оглушительного хохота, и, встав, протянул руки.
– Мама, тебе пора ехать. Поужинаешь с нами как-нибудь в другой раз. Попрощайся с Маркусом.
– Продолжайте совершенствоваться, – посоветовала Вильгельмина графу. – Можете поцеловать мне руку.
Граф молча подчинился.
– Что же касается вас, – обратилась она к Дачесс, – я вас не забуду, будьте уверены.
– Благодарю вас, мэм.
– Томас, велите подать карету моей матери. Спасибо. Я провожу тебя, мама.
– Это вы во всем виноваты, – прошипела на прощание миссис Уиндем Джесси и Дачесс и выплыла из комнаты под руку с сыном.
Джесси и представить не могла, что свекровь зашатается или начнет спотыкаться, как Гленда. Она услышала, как мать говорит Джеймсу:
– Граф – такой милый человек! Это она – какое дурацкое прозвище – Дачесс, вообразить только – не позволила графу отдать нам то, что причиталось по закону. Привози его с собой, когда вздумаешь навестить меня, милый Джеймс, но женщин оставь здесь. Так будет лучше, поверь.
Джесси взглянула на Дачесс, изучавшую обивку дивана.
– Джесси, думаю, нам стоит завтра поехать в Балтимор, посмотреть мебель. Но чтобы все было по справедливости, не мешает посоветоваться с Джеймсом.
– Да, – задумчиво кивнула Джесси. – У Джеймса насчет всего есть свое мнение. – И, вздохнув, добавила: – Уму непостижимо, как Маркус с ней обращается, но она терпит все, только глазки ему строит.
– Значит, я неотразим, – объявил Маркус.
Жена взглянула на него с улыбкой.
– Мне очень жаль, Джесси, но Вильгельмина – самая настоящая мегера. Спасибо за то, что пытаетесь защитить меня от нее. И еще я заметила, что Джеймс предпочитает отмалчиваться, пока она вас не трогает.
– Он молодец! – воскликнул Маркус. – Что еще ему прикажете делать? Вышвырнуть ее из окна или скинуть с обрыва?
Он засмеялся, встал и лениво потянулся.
– Не проехаться ли мне на лучшей лошади Джеймса? – Поцеловав жену, он погладил Джесси по щеке и прибавил: – Родственники хуже самого дьявола!
И с этими словами устремился к выходу.
– Его мать, – заметила Дачесс, – тоже обожает сыночка. Всегда толкует о его невинности и чистоте. Правда, она решила, что мы подходим друг другу, что само по себе уже огромное облегчение. Она бессовестно балует мальчиков.
– Вы представляете себе миссис Уиндем, бессовестно балующей одного из моих отпрысков? – вздохнула Джесси.
– Как-то не очень.
– Что нам делать, Дачесс? Что ни говори, она его мать.
– Бедный Джеймс.
Глава 28
Джеймс был так потрясен, что споткнулся о скамеечку, стоявшую перед большим мягким креслом, и едва не полетел на пол. С трудом сохранив равновесие, он потер подбородок и ошеломленно уставился на жену, сидевшую, скрестив ноги, посреди кровати. Она расчесывала волосы, так что каскад рыжих локонов ниспадал едва ли не до живота.
На Джесси ничего не было. Правда, Джеймс вряд ли ног разглядеть что-то: густые пряди окутывали белоснежную плоть толстой шалью. Лишь когда Джесси поднимала руку, сквозь огненное покрывало проглядывал кусочек кожи над левой грудью.
Джеймса начало трясти. Эти островки обнаженного тела, мелькавшие время от времени, могли свести с ума любого мужчину, особенно того, кто был женат всего три месяца и не касался жены вот уже два дня из страха снова вызвать жуткий образ гнусного негодяя Тома. Джеймсу страстно захотелось немедленно наброситься на нее.
– Боже, – выдохнул он, шагнув вперед.
– Добрый вечер, Джеймс, – самодовольно улыбалась жена. – Чудесная теплая ночь, не так ли?
– Да, благодарение небесам, – кивнул он и сделал еще шаг к постели.
Джесси подняла буйную массу волос, тщательно расчесывая пальцами концы.
– Джеймс, ты станешь любить меня сегодня, если я пообещаю не видеть больше страшных снов?
– Не уверен, – медленно выговорил он, – что должен доставлять тебе наслаждение. По-моему, оно как- то связано с кошмарами. Хотя, когда мы в последний раз любили друг друга, у тебя не было кошмаров. Но нет, я не имею права рисковать. И как ты можешь обещать, что не увидишь эти мерзкие сны?
Джесси не ответила. Джеймс сделал еще несколько шагов, не в силах оторвать взгляд от жены.
– Можно, я расчешу тебе волосы?
– Если хочешь, – кивнула Джесси и вручила ему щетку ручкой вперед, словно острый нож. – У меня сильная воля, Джеймс. Я не желаю, чтобы он являлся. И требую свою долю наслаждения.
Джеймс уселся рядом и прижался к ней так, что мог гладить ее бедра и запускать пальцы в треугольник рыжих завитков. Ничто не помешает сейчас ему касаться ее, готовить к тому, что ждет их этой ночью.
Джесси наклонила к нему голову. Посмотрев на ее блестящие волосы, Джеймс сказал:
– Собери их в узел.
Джесси засмеялась и погладила мужа по щеке.
– Я уже минут пятнадцать борюсь с ними. Руки устали держать эту тяжесть. Ты действительно хочешь, чтобы я забрала их, Джеймс?
– Да. Открой лицо и тело тоже. Я не представлял, что у тебя так много волос и они скрывают почти все! Забери их наверх.
– Сейчас, если ты подашь мне шпильки с туалетного столика.
Он был так близко к этой белой плоти, к пухлому рту, плоскому животу и упругим бедрам, что не находил в себе сил шевельнуться. Но пришлось встать. Джеймс собрал деревянные шпильки и вручил их Джесси. Однако сам не сел, а вместо этого ухитрился в мгновение ока остаться голым. Он даже стянул с себя сапоги, подскакивая с ноги на ногу.
Снова посмотрев на жену, Джеймс увидел, что она подняла руки над головой и спокойно собирает копну волос. Обнаженная. Ему показалось, что он тотчас же изольется, прямо на пол.
– Твои груди стали больше, – пробормотал он, подбираясь к кровати.
