двухместную камеру. Там соседом Эймса оказался другой бывший сотрудник ЦРУ Эдвин Уилсон, осужденный за продажу взрывчатых веществ Ливии. Теперь ему разрешено пять дней в неделю работать в одной из тюремных мастерских, а в остальное время он может читать газеты, книги и писать. Кроме того, он получил доступ к телефону, но звонить ему разрешается только ограниченному кругу лиц.
Несмотря на то что Эймс осужден по всей строгости закона, его бывшие коллеги питают к нему далеко не лучшие чувства. Один из них, пожелавший остаться неизвестным, сказал: «В свое время мы бы допросили его, вытянули бы из него все, что возможно, и тихо предали смерти».
Споры о причинах провала и ареста Эймса не утихают до сих пор. Американцы продолжают настаивать, что арест стал возможен благодаря кропотливой работе спецгруппы ЦРУ и ФБР по выявлению «крота». Официальные представители российских спецслужб вообще не комментируют «дело Эймса», ничего не признают, но и не отрицают. И это правильно. Достаточно вспомнить хотя бы о том, что после выступления в 1990 году бывшего начальника внешней контрразведки ПГУ Олега Калугина на митинге в Краснодаре, где он заявил, что лично работал с Уокерами, дело этих советских агентов было пересмотрено и они получили дополнительные сроки заключения.
Неофициально некоторые бывшие сотрудники ПГУ КГБ винят в провале Эймса руководство КГБ, которое слишком поспешно реализовало его информацию о предателях в рядах советских спецслужб, после чего американцы пришли к выводу, что в ЦРУ действует советский «крот». Так, например, считает завербовавший Эймса Виктор Черкашин, уверенный в том, что в провале Эймса виновен Владимир Крючков, пытавшийся арестами агентов ЦРУ доказать генсеку М. Горбачеву, что КГБ ведет дела как надо.
Другие сотрудники внешней разведки считают, что в случившемся виноват сам Эймс – он вел слишком шикарный образ жизни, а его легенда о происхождении денег легко проверялась. Вот что, например, говорит по этому поводу Борис Соломатин:
«Есть Эймсу в чем винить и себя – им было допущено немало ошибок. Его легенда об источнике денег легко проверялась, он прекратил докладывать об официальных встречах со связником, на которых происходили передачи денег и документов, делал вклады в банк сразу на следующий день после встречи со связником, хранил дома секретные документы, вел телефонные разговоры с женой по оперативным вопросам, купил дорогостоящий дом и машину не в рассрочку, как это обычно делается; он излишне шиковал, и это бросалось в глаза окружающим. Особенно Эймс расслабился, как он считает, в 1993 году, как раз когда ФБР вело его активную «разработку»: осуществляло постоянное наружное наблюдение, ставило в квартире «жучки», прослушивало телефоны и нашло в мусорном бачке черновик записи с условиями связи, которую он передал через тайник. Вся эта цепь ошибок Эймса, определявшихся его халатностью и недооценкой угрозы разоблачения его контрразведкой, позволила собрать против него достаточно улик, что вместе с его признанием обусловило передачу дела в суд».
Но есть и такие, кто уверен, что Эймса предали в Москве. Так, например, считает генерал-лейтенант КГБ в отставке Николай Сергеевич Леонов, долгое время проработавший в ПГУ начальником аналитического управления и заместителем начальника разведки по Американскому континенту. Его мнение абсолютно категорично:
«Я могу с уверенностью предположить, что Эймса предали. И предали в Москве. Долгие годы я лично занимался технологией обеспечения связи с нашей агентурой в США. В течение десяти последних лет она срабатывала безупречно, была неуязвимой. Прокол был невозможен. Все эти рассказы о компрометирующих материалах против Эймса, якобы найденных в его мусорных ящиках, об обративших на себя внимание расходах рассчитаны на дураков. Эймса, как и Уокера, которого якобы предала сама жена, «сдали» в Москве. И сделали это лица, имевшие служебное отношение к делу Эймса».
Так это или нет – судить трудно. Остается только надеяться, что со временем мы узнаем истинные обстоятельства провала Эймса.
В заключение хочется отметить, что заявления некоторых перебежчиков типа Гордиевского о низком профессионализме сотрудников советской разведки являются не более чем выдумкой. Тот же Гордиевский не раз утверждал, что после Филби и других членов «кембриджской группы» у советской разведки больше не было агентов, которые сотрудничали с ней на идейной основе. И как всегда попадал пальцем в небо. Дело Олдрича Эймса свидетельствует о том, что с представителями нашей страны на Западе сотрудничают не только из-за материальной выгоды. А раз так, то можно сделать вывод о том, что не все благополучно на сытом Западе.
Глава пятая
Предшественники Ханссена
Вербуя агентуру в АНБ, ЦРУ и в спецслужбах армии и флота США, советская разведка никогда не забывала и о старейшей американской специальной службе – Федеральном бюро расследований. Проникнуть в ФБР, которое отвечало за внутреннюю безопасность США, было давней мечтой советских разведчиков. Однако первый успех на этом направлении был достигнут только после Второй мировой войны.
Говоря о «кротах» в ФБР, следует отметить уверенность американцев в том, что Бюро было меньше всех поражено вирусом измены и что Ханссен – лишь третий из его агентов (после Ричарда Миллера и Эрла Питтса), кто сотрудничал с русскими. Однако здесь американцы либо ошибаются, либо старательно прячут голову в песок, поскольку еще в 1949 году за шпионаж в пользу СССР была арестована Джудит Коплон, сотрудница министерства юстиции, структурным подразделением которого является ФБР.
Джудит Коплон родилась в 1922 году в Бруклине (Нью-Йорк) в еврейской семье, принадлежавшей к среднему классу. Ее отец Самуэль Коплон был преуспевающим фабрикантом, занимающимся производством игрушек. Он до безумия любил свою дочь и был известен как «Санта Клаус из Адирондаков», поскольку каждый год раздавал тысячи бесплатных игрушек детям на Рождество. Что касается матери Коплон Ребекки, то она была домохозяйкой.
В 1938 году после окончания бруклинской школы Мэдисон Джудит Коплон поступила в элитарный Барнард Колледж для девушек, где изучала историю и русскую культуру. Здесь она показала себя блестящей студенткой, завоевав две стипендии на конкурсных экзаменах, где проверяются не только знания, но и личные качества. Однако близкое соприкосновение с русской культурой не могло не оставить свой отпечаток на ее взглядах. Джудит находила замечательным все, что было связано с Советским Союзом и выражала искреннее восхищение теми преобразованиями, которые происходили в первой в мире стране социализма. А когда Германия напала на СССР, она написала воззвание в школьной газете, где была редактором, в котором требовала скорейшего открытия второго фронта в Европе, дабы облегчить положение Москвы. Кроме того, она принимала активное участие в программах оказания военной помощи России.
В 1943 году Коплон с отличием закончила колледж, получив высшую категорию за способности, прилежание, честность, лидерские качества и воспитанность. В этом же году она при помощи отца, имевшего широкие связи, пройдя проверку на благонадежность, поступила на работу в нью-йоркское отделение министерства юстиции, в отдел экономических конфликтов в качестве журналиста-обозревателя. Одновременно она продолжала образование в Американском университете и вскоре получила степень магистра международных отношений. Проработав в нью-йоркском отделении два года, Коплон показала себя отличным сотрудником и получила рекомендацию для повышения. В результате в январе 1945 года она была переведена в Вашингтон в центральный аппарат министерства юстиции в качестве помощника политического аналитика отдела регистрации иностранных агентов.
Отдел регистрации иностранных агентов был одним из важнейших в министерстве и фактически, как уже говорилось, являлся структурным подразделением ФБР. Дело в том, что, согласно американским законам все иностранные дипломаты, бизнесмены и т. д., приезжающие в США, должны были регистрироваться в этом отделе, благодаря чему ФБР могло идентифицировать подозреваемых в шпионаже иностранных граждан. Что касается Коплон, то на новой должности она получила доступ ко многим важным документам, в том числе – к секретным отчетам и докладам ФБР.
Как и на прежнем месте, работа Коплон в отделе регистрации оценивалась очень высоко. Так, в феврале 1946 года начальник отдела Джесс Макнайт при очередной аттестации положительно охарактеризовал ее, отметив, что она «проявила себя как способный, трудолюбивый и умный исследователь… Прекрасно владеет французским языком, хорошо знает немецкий и русский». Но, как выяснилось позднее, к этому времени Коплон также работала и на советскую внешнюю разведку.
