Так, М.А. Дробов в своей книге «Малая война: партизанство и диверсии» в главе «Применение форм малой войны во время Мировой войны 1914–1918 годов» достаточно подробно рассказал о происходившем на территории Европы. Например, о том, что «в Сербии, оккупированной австрийцами, малая война велась небольшими отрядами – четами, руководимыми особыми комитетами». Руководили этим движением «особые офицеры из армии, уже отступившей с территории Сербии. Офицеры, конечно, прибывали к повстанцам нелегально». Есть у него и упоминание о немецких «войсковых частях, действовавших по ближним тылам противника» на территории Африки[41]. Зато о Российской империи почти ничего нет. Лишь в главе «Диверсии в Мировой войне» можно прочесть о нескольких авантюрных планах командования русской армии. Так, в январе 1916 года штаб главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта «поручил секретному сотруднику, некому Фарди, приступить к организации в Турции «революционного движения», направленного против распоряжавшихся там германцев и младотурков»[42]. Понятно, что план был обречен изначально на неудачу.
Полковник Красной Армии Петр Петрович Каратыгин в своей работе «Могучая сила партизанства» лаконично сообщает:
«На нашем фронте неоднократно создавались условия, благоприятные для широких партизанских действий. Возможности эти учитывались в войсках, и по частному почину в некоторых кавалерийских дивизиях – 1, 7, 12, 11-й, Оренбургской, Сводно-казачьей – были созданы небольшие партизанские отряды. Наконец, незначительные партизанские отряды (конные) формировались при Походном Атамане. Но все это так, между прочим!»
А затем он делает вывод:
«По-видимому, Ставка считала подобные приемы борьбы бесцельными и опасными – подрывающими дисциплину, основы и весь уклад регулярной армии. Идея маневров и смелых положений смущала тогдашнее высшее командование, оно шло на это неохотно и почувствовало себя наконец-то спокойно, когда «от моря до моря» протянулся сплошной окоп»[43].
Насчет дисциплины, с позиции большевиков, отряды военных партизан действительно были очень плохо организованы. Наверное, это были едва ли не единственные из фронтовых частей русской армии, в которых до октября 1917 года любая попытка политической агитации против властей пресекалась на корню. А большинство офицеров военных партизан активно участвовали в Белом движении и успешно воевали с Советской властью. Так, командиру Кубанского особого конного отряда есаулу Андрею Григорьевичу Шкуро в 1945 году Москва присвоила статус «бывшего генерал-лейтенанта Белой армии, одного из главарей вооруженных белогвардейских формирований в период Гражданской войны». Не лучше репутация была и у его коллеги и соратника по Белому движению, начальника партизанского отряда Сибирской казачьей дивизии Бориса Владимировича Анненкова. Понятно, что с таким клеймом в Советском Союзе сложно было рассчитывать на славу Дениса Давыдова.
Советский Союз давно исчез с политической карты мира, а отдельные авторы упорно продолжают не замечать военных партизан Первой мировой примеры. В качестве примера можно сослаться на книгу Иосифа Борисовича Линдера, Сергея Александровича Чуркина и Николая Николаевича Абина «Диверсанты. Легенда Лубянки – Павел Судоплатов». Для тех, кто не в курсе: Павел Судоплатов в годы Великой Отечественной войны руководил Четвертым управлением (разведка и диверсии на оккупированной территории) НКВД – НКГБ СССР. В начале данной книги авторы достаточно подробно рассказывают об истории «малой войны» с начала XIX века. Сообщают несколько интересных фактов из истории отечественных военных партизан, но, по их утверждению «в ходе Первой мировой войны серьезных попыток использовать преимущества диверсионных операций на коммуникациях противника высшим военно-политическим руководством Российской империи предпринято не было…»[44]. Дальше авторы справедливо указывают на упущенные возможности в первые два года войны. На этом их рассказ о Первой мировой войне заканчивается.
Другая причина игнорирования советскими историками темы «военного партизанства» Первой мировой войны носила более объективный характер. Нужно признать, что в отличие от Отечественной войны 1812 года воевавшим в тылу противника «военным партизанам» Первой мировой войны в большинстве своем в силу объективных причин не удалось достичь значительных результатов.
Уже упоминавшийся нами в начале главы генерал царской армии Алексей Брусилов в своих мемуарах по этому поводу писал:
«Правду сказать, я не мог никак понять, почему пример 1812 года заставлял нас устраивать партизанские отряды, по возможности придерживаясь шаблона того времени: ведь обстановка была совершенно другая, неприятельский фронт был сплошной, и действовать на сообщения, как в 1812 году, не было никакой возможности. Казалось бы, нетрудно сообразить, что при позиционной войне миллионных армий действовать так, как сто лет назад, не имело никакого смысла…
Попасть же в тыл противника при сплошных окопах от моря и до моря и думать нельзя было. Удивительно, как здравый смысл часто отсутствует у многих, казалось бы, умных людей»[45].
К этому нужно добавить, что вне зависимости от того, кому формально подчинялись отряды – Николаю Иудовичу Иванову или Походному Атаману, фактически воинские подразделения действовали в автономном режиме, зачастую не согласовывая свои действия с командованием армии. Выбор времени и объекта атаки чаще зависел от командира отряда, а не командования фронта.
Выше мы упоминали о том, что сформированные по приказу Николая Иудовича Иванова отряды иногда разлагались и деградировали, из боевых подразделений трансформировалась чуть ли не в банды мародеров и грабителей. Аналогичная ситуация наблюдалась порой и в подразделениях, формально подчиненных Походному Атаману.
В качестве примера можно процитировать приказ Командующего армиями Северного фронта генерала Н. В. Рузского № 140 от 27 ноября 1915 года:
«Среди донесений о многих блестящих подвигах славного казачества (…), к великому моему сожалению, доходят до меня и печальные вести о неоднократных случаях воровства и грабежей, произведенных казаками у мирных жителей. Предупреждаю, что при повторении подобных случаев буду требовать самого строгого наказания виновных вплоть до военно-полевого суда и отрешения от должности командиров частей»[46].
Хотя, конечно, больше было боеспособных партизанских отрядов. Расскажем о некоторых из них.
Кубанский особый конный отряд («Волчья сотня»)
В середине осени 1915 года есаул Андрей Григорьевич Шкуро написал рапорт на имя командующего Юго-Западным фронтом. В нем автор предложил «отрядить его с партией казаков терзать тылы и коммуникации противника». Идея пришлась командованию по душе. И вскоре Кубанский конный отряд особого назначения приступил к действиям за линией фронта.
Есаул сам отбирал бойцов в отряд. А служить под его командованием хотели многие казаки. Недостатка в желающих не было. Также Шкуро самолично ввел для отряда необычные отличительные знаки: к черным кубанкам его казаков был приторочен волчий хвост, а на самоучрежденном черном отрядном знамени красовалась оскаленная волчья пасть. Потому за подразделением сразу же закрепилось и неофициальное название – «Волчья сотня».
При первом налете кубанцы истребили полторы сотни немцев, захватили шесть пулеметов и три десятка пленных. Сдав трофеи, «Волчья сотня» ушла в более продолжительный рейд по немецким тылам, во время которого среди прочих удачных наскоков под покровом сумерек и метели внезапно атаковала поселок Нобель, где располагался штаб германской пехотной дивизии, уволокла в зимнюю ночь ее командира и нескольких штабных офицеров. Немцев охватила паника. Срочно стали планироваться и предприниматься меры противодействия лихим партизанским набегам. Но Шкуро, несмотря ни на что, продолжал гулять по вражеским тылам в лесах Минской губернии.
В середине 1916 года (в обход запрета высшего начальства) на базе «Волчьей сотни» была
