ловившими своими гранями огни свечей и превращавшими их в сотни ярких светящихся точек, которые весело плясали на темном одеянии Синхила. Передавая кольцо Джорему, он поймал удивленный взгляд сына Камбера.
— Когда меня не станет и он наденет это кольцо, его могущество станет полным. Но он не должен знать о нем до тех пор, пока действительно не появится необходимость. Даже убедившись в существовании этого могущества, он должен понимать, что обрел его только благодаря своему священному праву, потому что он — король.
— Веское обоснование, — кивнул Джорем. Он показал на чашу и пергамент в руках Элистера. — Мы выбрали для обряда воду, а не вино. Для вас вино было действенно, но теперь мы сочли, что для детей лучше использовать воду. Она вполне годится, если вы не предпочитаете вино.
Синхил отрицательно покачал головой — он помнил то вино: темное и горькое, дрожащее от заключенных в нем сил. С тяжким вздохом он взял послушные руки сына в свои и заглянул в затуманенные глаза.
— Прости мне, сын, то, что я собираюсь с тобой сделать, — тихо произнес он. — То, что я должен сделать, я делаю для твоего блага и для блага твоего народа. Знаю, что ты не можешь понять этого сейчас, как не можешь понять, что с тобой происходит, но я хочу, чтобы ты знал хотя бы в глубине души: я очень тебя люблю и никогда не допущу, чтобы тебе было плохо.
Синхил нежно погладил большими пальцами две маленькие руки, так доверчиво лежавшие в его ладонях, затем поднес правую к губам и поцеловал. Когда он взглянул на лист пергамента, который держал Джорем, в глазах стоял туман, но ему не было нужды читать написанное.
— Я объявляю мою волю, — без запинки произнес он слова псалтири. — Господь сказал мне, сын мой, в этот день я породил тебя. Попроси, и я дам тебе язычество в наследство и самые далекие земли во владение.
Он снова заглянул в глаза мальчика, надеясь, что отыщет в них проблески сознания, затем выпустил левую руку ребенка, взял у Элистера кинжал и проверил его острие большим пальцем.
— Алрой Беренд Брион Халдейн, наследный принц Гвиннеда, посвяти свою жизнь служению народу своему, — произнес он, сжав большой палец правой руки Алроя.
Двумя быстрыми движениями он проткнул острием палец мальчика и повернул лезвие к себе. Алрой не вздрогнул, а только глядел сонным взглядом, как его кровоточащий палец, а затем и палец отца прижимали к пергаменту и к кольцу. Элистер вытер обе раны льняной лентой и повесил ее на левую руку. Джорем положил бумагу на угли.
Синхил смотрел, как дымок горящего пергамента клубится у границы магического круга. Только когда пергамент превратился в кучку пепла, он шевельнулся, размял большим и указательным пальцами щепотку пепла и высыпал на поверхность воды в чаше Элистера.
— Воздай правосудие королю, о Господи, и справедливость Твою сыну короля, — сказал он.
Синхил взял у Джорема помеченное кровью кольцо и опустил его в воду, к удивлению остальных, он совершил обряд крови, но на этом не должен останавливаться. Синхил знал: необходимо суметь сделать все, что он собирался. Решимость придавала ему сил.
Когда вновь стали рядом Джорем по левую руку, а Элистер по правую, он бестрепетно принял чашу из рук Элистера и, обернувшись к алтарю, слегка приподнял ее, приветствуя присутствие Высших Сил.
— О, Господи, святы деяния Твои. С дрожью и смирением предстаем мы пред Тобой с нашими мольбами. Благослови и защити нас в том, что должны мы совершить этой ночью.
Он повернулся к сыну, опустил чашу и накрыл ее рукой.
— Пошли своего Архангела Рафаила, о Господи, чтобы дыханием своим освятил эту воду, дабы пьющие ее могли по праву владеть Воздухом. Аминь.
Стук его сердца раздавался в тишине магического круга. Дрожа всем телом, он поддерживал чашу двумя руками и почувствовал, как на белой глазури дна шевельнулось и задрожало, кольцо.
Легкий ток воздуха всколыхнул складки одежды Синхила, поиграл волосами, принес запах благовоний и, все ускоряясь, завертелся в круге. Когда ветерок превратился в вихрь, Синхил заметил в глазах сына дикий взгляд, ветер прибивал одежды к телу, бросал волосы в лицо.
У Ивейн с головы сдуло капюшон, волосы рассыпались каскадом, а на ковер попадали блестящие золотые шпильки. Волосы метались, точно живые, образуя нимбы над головами Джорема и Элистера — пшеничный и серо-стальной, но они стояли неподвижно, скрестив руки на груди, спокойные и непоколебимые, хотя Синхил успел заметить, как на краткий миг епископ прикрыл глаза.
Прежде чем кто-нибудь успел защититься от вихря, буря прекратилась. Последний порыв подхватил струю дыма и превратился в крошечный смерч над чашей, которую все еще держал Синхил. Он знал, что все взгляды устремлены на него, Дерини удивлены его осмысленным поведением и уверенностью. И в то же время он чувствовал их молчаливое согласие и готовность следовать за ним сколь угодно далеко.
Между тем во время бури в магическом круге он не отваживался дышать. Сейчас он видел только маленький смерч над чашей. Воронка вихря коснулась поверхности воды, подняв рябь, затем все стихло.
Когда вода в чаше успокоилась и единственным движением в круге оставалась дрожь в его руках, Синхил закрыл глаза и передал чашу Джорему, Джорем, нисколько не смущенный происходящим, торжественно поклонился, и непомерная глубина открылась в его серых глазах, глядевших из-под капюшона. Поднеся чашу к Алрою, он накрыл ее точно так же, как раньше делал Синхил.
— О, Господи, священны деяния Твои. Молим Тебя, пошли архангела огня, благословенного Михаила, чтобы вода эта зажглась Твоей любовью и стала священна, чтобы все, кто пьет ее, могли управлять Огнем. Аминь.
Еще одно мгновение Джорем держал руку над чашей, затем отвел ее немного в сторону, хотя по- прежнему прикрывал большую часть поверхности. В открывшемся пространстве блеснуло пламя, превратившееся в огненный шар величиной с яйцо, Шар поднялся вверх на ладонь и повис. Пламя ревело, точно в кузнице, наполняя круг своей силой.
Выждав немного, Джорем стал осторожно опускать руку и, казалось, прижимать огненный шар к поверхности воды. Над чашей с шипением взвился пар, но через мгновение все стихло — пламя превратилось в холодный огонь, который едва заметным голубым пятнышком проплыл над водой и, скользнув за край, пропал.
Джорем повернулся к сестре и осторожно, с почтением передал чашу. Грациозным движением она откинула назад взлохмаченные ветром волосы, приняла драгоценную ношу и поднесла ее к груди, вглядываясь в воду.
Затем Ивейн подняла чашу высоко над головой и, пристально глядя на нее, начала молитву.
— О, Господи, священны деяния Твои. Позволь Своему архангелу Гавриилу, Властелину бурных вод, обрушить на эту чашу дождь Твоей мудрости, чтобы те, кто пьют из нее, могли по праву повелевать Водой. Аминь.
Воцарилась тишина; и в воздухе появилось свечение. Потом молния сверкнула над головами, послышались раскаты грома, и над чашей возникло маленькое темное облако.
Синхил тяжело вздохнул, решимость вдруг оставила его, но остальные не двинулись с места, и ему пришлось последовать их примеру. Лицо Ивейн пылало, а ее голубые глаза устремились на то, что она вызвала.
Снова пророкотал гром, но теперь тише и не так угрожающе. Облако пролилось дождем. Почти все капли упали в чашу, лишь несколько — на участников обряда. Когда дождевая капля коснулась щеки Синхила, он отшатнулся, преодолевая мучительное желание перекреститься, но дождь прекратился почти так же внезапно, как и начался. Чаша в руках Ивейн снова была просто чашей. По стенкам стекали капли и падали на дорогой келдишский ковер. Ивейн с поклоном передала чашу Элистеру.
Когда Элистер заглянул в магический сосуд и поднял его к лицу, глядя туда, где несколькими секундами раньше висело облако, Синхил снова тяжко вздохнул.
— О, Господи, священны деяния Твои. Позволь Уриилу, Твоему посланнику Тьмы и Смерти, наполнить эту чашу силой и секретами Земли, чтобы все, кто пьет из нее, по праву смогли управлять Землей.
Элистер произнес: «Аминь», и в то же мгновение чаша в руках епископа задрожала, кольцо со звоном билось о стенки, вода забурлила с такой силой, что грозила вот-вот выплеснуться через край. Сначала
