– Тогда, может, и меня в распыл?
– Стоило бы! Да наш общий мундир позорить не хочется!
Култаков подошел к столу, одним росчерком подписал рапорт, отшвырнул его. Тот упал на пол. Полковник подобрал его.
– Забирай! И чтоб духу твоего здесь больше не было! Пошел отсюда! Вон! – заорал генерал.
Скачко забрал рапорт и спокойно вышел из кабинета, даже не попрощавшись. Култаков присел на стул, шумно дыша и с трудом укрощая в душе ярость.
– Мерзавец! Сволочь! Предатель!.. – прокричал он вдогонку.
Скачко вышел из управления. День выдался такой солнечный, ясный. Павел Сергеевич даже прикрыл глаза, так их резануло светом. Бывший полковник отошел от главного входа, достал сигареты, закурил. Лицо стягивала тугая маска боли. В душе он еще продолжал спорить с генералом, с трудом сдерживая ярость. А потому не сразу увидел Машу. Она стояла на другой стороне улицы и с первых же секунд, узрев мужа, тотчас заулыбалась, замахала ему рукой, подзывая к себе. Она даже хотела перебежать через дорогу, но шел плотный поток машин, и Маша терпеливо его пережидала. Скачко пока что еще не до конца осознавал, что с ним произошло, но чувствовал себя раздавленным. Он заметил Машу, попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, неестественной. Руки дрожали, сигарета упала на асфальт. Он стоял, не двигаясь, просто не в силах был сдвинуться с места, потухший, внезапно постаревший сразу лет на двадцать. А потом он вдруг резко побледнел, в глазах у него потемнело. И он прислонился к стене, чтоб не упасть.
Он уже не видел, как подбежала к нему Маша.
Примечания
1
Стихи Н. Ладейниковой.
