– Вот те на! – пробормотал Джон.
– Когда Кендра не выспится, она становится очень раздражительной, – жизнерадостно сообщил Квентин.
В ответ Кендра погрозила своему партнеру пальчиком и вслед за Дженнифер вышла из конференц- зала.
Квентин проводил ее взглядом и вздохнул.
– Боюсь, Дженнифер не поверила моим объяснениям насчет автоматического письма, – сказал он. – Иногда я забываю, как тяжело бывает обычным людям принять то, что для нас является само собой разумеющимся.
– Но ты уверен, что записку написала именно она?
– В этом нет никакого сомнения.
– Значит, я не ошибся, когда подумал, что Окулист был где-то поблизости, когда Дженнифер… на него настроилась?
– Ага, ты тоже понял! – обрадовался Квентин. – Да, расстояние обычно играет важную роль, так что скорее всего насильник был где-то близко. Именно поэтому Кендра и поехала с Дженнифер. Вряд ли этот парень вертелся возле полицейского участка только потому, что он без ума от покроя ваших мундиров. Если он явился сюда, значит, он кого-то выслеживал.
– Дженнифер?
– Не исключено. Впрочем, возможно, ему просто захотелось изнасиловать и убить женщину- полицейского, так сказать, для коллекции. Такие типы, как правило, очень тщеславны. Они считают себя умными, отважными, неуловимыми, и в конце концов им обязательно приходит в голову фантазия бросить прямой вызов полиции или ФБР. На этом большинство из них обычно прокалывается, но рассчитывать на это не стоит. К тому же малейшая ошибка может стоить жизни Дженнифер или любой другой вашей сотруднице.
– То есть, – задумчиво сказал Джон, – его следующей жертвой вполне может стать любая женщина, которая входит и выходит из этого здания?
– Разумеется. Как, впрочем, и любая другая женщина, которая будет просто проходить по улице.
– Понятно. – Джон в очередной раз бросил взгляд на часы и заерзал на стуле. – Я знаю, что прошло слишком мало времени, да и никакой новой информации у нас по-прежнему нет, но, может быть, вы уже можете сказать, как мыслит этот ублюдок? Хотя бы приблизительно…
Квентин постучал тупой стороной карандаша по лежавшему перед ним блокноту.
– Совершенно очевидно, что преступнику очень нравится то, что он делает. Он просто обожает насиловать и калечить… А теперь он еще и убивает.
– Это я и сам понял. Скажи лучше, почему жертвы аналогичных преступлений в тридцать четвертом году были убиты все до одной, в то время как Окулист поначалу оставлял женщин в живых? Если, конечно, он действительно копирует те старые преступления…
– Хороший вопрос, – промурлыкал Квентин. – Лично мне кажется, он был уверен, что они все равно умрут. Каждый раз Окулист оставлял свои жертвы в уединенном, редко посещаемом людьми месте, чтобы их не могли найти сразу. Учитывая характер нанесенных им ран и холодную погоду, он мог не сомневаться, что они проживут не больше двенадцати часов. Обильная кровопотеря или ночной холод – даже одной из этих причин объективно вполне достаточно, чтобы жертва скончалась максимум в течение суток. Но Окулист ошибся. Женщины боролись за жизнь отчаянно. После того, как три его жертвы остались в живых, он решил больше не рисковать и перерезал Саманте Митчелл горло.
– Если он был уверен, что они все равно умрут, зачем было вырезать им глаза?
– Чтобы не дать им увидеть его лицо или, возможно, что-нибудь другое. Он не хотел, чтобы они наблюдали за ним, видели, что он с ними делает и насколько ему это нравится. Наконец, он мог просто верить в то, что портрет убийцы отпечатывается на сетчатке глаза жертвы. Это довольно старое, неоднократно опровергнутое суеверие. Никогда нельзя знать, во что верит, а во что не верит больной, извращенный мозг.
Губы Джона дрогнули.
– Из-за этой глупости он…
– Да, его трудно назвать приятным человеком.
– Квентин, ты веришь в судьбу? – неожиданно спросил Джон.
– Да.
– Ты, похоже, даже не раздумывал.
Квентин усмехнулся:
– При нашей работе просто необходимо иметь сформировавшуюся жизненную философию. Я верю в судьбу и в реинкарнацию, потому что одно тесно связано с другим. Есть ли в нашей жизни кармическая предопределенность? В это лучше верить, чем не верить.
– А как же насчет свободной воли?
– Никогда не мог понять, почему большинство людей считает, будто фатум и свобода воли исключают друг друга. Наши жизни вовсе не расписаны по минутам, как это обычно представляют. В Книге Судеб, если таковая существует, намечены лишь некоторые основные вехи, события, перекрестки, к которым мы должны подойти, чтобы выбрать дальнейший путь. Не исключено, что мы проходим испытания, по результатам которых можно судить о нашей зрелости и степени развития. И вместе с тем всегда, подчеркиваю – всегда, у нас есть выбор, который способен направить нас по новому, незапланированному маршруту.
– Значит, судьбу можно изменить?
