быть опознанным, – ответила Кендра. – Вместе с тем совершенно очевидно, что перед нападением он какое-то время выслеживает свою жертву. Похоже, он выбирает объект для нападения достаточно тщательно, руководствуясь какими-то своими соображениями. Можно считать установленным, что, выбрав жертву, он идет к цели, не считаясь с трудностями. – Она ненадолго замолчала, чтобы перевести дух, и даже на мгновение перестала печатать. – Известно, что не все жертвы Окулиста были ослеплены одним и тем же способом. Он пробовал разные методы. Было бы логично предположить, что это сравнительно новый элемент его ритуала. Не исключено, что в самом начале своей преступной деятельности он либо завязывал жертвам глаза, либо оглушал их, прежде чем изнасиловать. Это, кстати, одна из важных особенностей его поведения, которую обязательно надо учитывать. Мне представляется, что хирургическое удаление глазных яблок, к которому Окулист прибег в последних двух случаях, естественное для него завершение целой серии экспериментов. Может быть, когда-то давно одна из его жертв увидела его и сообщила приметы полиции. С другой стороны, тот факт, что с каждым разом Окулист действует все более жестоко и изощренно, свидетельствует – он совершает свои преступления уже довольно давно и привык к безнаказанности.
– Ты хочешь сказать, – задумчиво проговорил Джон, – что однажды, пусть и очень давно, этот подонок все же попался и даже, быть может, оказался за решеткой?
– Не исключено, – подтвердила Кендра.
– А дальше? Он что – сбежал? – требовательно спросил Джон.
– Вероятно. А может быть, просто отсидел свой срок и вышел на свободу на законных основаниях. – Кендра сухо усмехнулась. – По моим подсчетам, Окулисту сейчас примерно лет тридцать пять – сорок; вполне достаточно, чтобы отсидеть лет десять или около того.
– Ты считаешь – это возможно?
Кендра перестала печатать, но лишь для того, чтобы перевернуть страницу отчета.
– Честно говоря, нет, – ответила она. – Почему-то мне кажется, что Окулист никогда не сидел в тюрьме. Скорее всего, он перебирается на новое место либо по прошествии какого-то определенного периода времени, либо после какого-то вполне конкретного события.
– Даже это предположение мы включили в запрос, – подхватил Квентин. – Мы решили собрать всю имеющуюся у нас информацию, включая предположения и обоснованные догадки, и сравнить ее с базой данных ФБР, в которой имеются сведения обо всех преступлениях на сексуальной почве по всей стране. Если нам очень повезет, мы сможем составить перечень прошлых преступлений этого ублюдка. А когда мы изучим его, так сказать, послужной список, у нас появятся дополнительные возможности вычислить его.
– Чтобы обработать такой запрос, как наш, системе понадобится день или два, – добавила Кендра. – Но даже после этого мы получим всего лишь список вероятных совпадений, думаю, довольно большой. Придется потрудиться, чтобы исключить случаи, которые не относятся к Окулисту, а значит, нужны дополнительные сведения как о преступнике, так и о его жертвах. В полицейских досье таких сведений нет. Следовательно, наша ближайшая задача – собрать их.
Джон повернулся к Квентину.
– Как ей удается печатать и говорить? – спросил он.
– У нее уникальный, наполеоновский мозг, – ответил Квентин. – Она может делать сразу несколько дел одновременно.
– Когда я смотрю на нее, мне становится не по себе, – признался Джон.
– Мне тоже, – ответил Квентин. – Впрочем, я уверен – ей нравится действовать мне на нервы.
Кендра улыбнулась, не переставая печатать.
– Кроме того, было бы неплохо выяснить, не раскопала ли полиция что-нибудь новенькое, – заявила она как ни в чем не бывало.
– Именно поэтому я и хотел, чтобы Мэгги приехала сюда, – сказал Джон. – Ну ничего, может быть, я увижу ее в участке. Я не думаю, что копам удалось что-то выяснить, однако появиться в участке необходимо. Если я не буду торчать там денно и нощно, Энди сразу догадается, что дело нечисто.
Говоря все это, Джон смотрел на Кендру. Та внезапно перестала печатать. Проследив за ее взглядом, Джон почувствовал, как по спине его пробежал холодок.
Квентин замер в совершенной неподвижности. Его устремленный в пространство взгляд был странно расфокусированным, и вместе с тем – пристальным и сосредоточенным, словно Квентин разглядывал что-то, видимое только ему одному. При этом он не мигал и даже, кажется, не дышал.
– Квентин? – негромко окликнула его Кендра.
Квентин ответил не сразу. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем он пошевелился и повернулся к ним. Выражение его лица почти не изменилось, но взгляд был суровым, почти мрачным.
– У копов есть новости, – сказал он медленно. – Или, вернее, вот-вот будут.
У Мэгги был незаурядный голос – ласковый, приятный и в то же время почти властный. Слушая его, Холлис невольно представляла себе безмятежную водную гладь пруда или озера, но кто знает, что скрывается за этой безмятежностью в глубине?
– О чем мы будем говорить? – переспросила Мэгги. – Да о чем хотите… Выбирайте тему: спорт, погода, короли, капуста – что вам больше нравится?
Холлис улыбнулась.
– «В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!» – сказала она. – Помните, Алиса у Белой Королевы? Мне всегда казалось, что это – наилучший способ смотреть на вещи.
Мэгги кивнула.
– Вы правы. В последнее время мир стал таким сложным, что жить в нем можно, только имея открытый, восприимчивый ум. Кажется, не проходит и дня, чтобы какая-то из истин, в которую мы неколебимо верили, не была опровергнута.
– Я часто думаю – может, это и значит быть человеком? – проговорила Холлис. – Сомневаться в
