(Cabo de Elefante). Еще один мыс, которому было присвоено наименование мыса Синкин, лежал на востоко-юго-востоке в 28 милях от кораблей.
На юго-востоке берег прерывался; возможно, то была река, и казалось, что в милях 20 от этого места, между мысами Слоновым и Синкин, открывался широчайший проход. Некоторые моряки различали на его противоположной стороне нечто вроде острова, который адмирал назвал «Тортуга» (Черепаха).
Большой остров казался очень высоким, но на нем не было гор, уходящих в облака. Скорее это была высокая равнина, либо вся, либо в своей большей части возделанная, и эти поля (возможно, росла на них пшеница) подобны были майским нивам Кордовы. Ночью видны были на берегу огни, а днем то тут, то там подымались, словно над дозорными башнями, бесчисленные дымки. Быть может, это были военные сигналы. Берег в этой части острова шел к востоку.
В час вечерни адмирал вошел в уже упомянутую бухту и назвал ее бухтой Св. Николая, так как 6 декабря был днем этого святого.
При входе в бухту он был очарован ее красотой и пре лестью, И хотя восхвалял он бухты и гавани Кубы, но эта бухта была, по его мнению, ничуть не хуже кубинских, и даже превосходила их. Ни одна из ранее открытых гаваней не была подобна этой. У входа ширина ее была 1,5 лиги, и лучше входить в нее, взяв на юго-восток, хотя при столь значительной ширине прохода корабли могли вступать в него, следуя любым направлением.
Пройдя на юго-юго-восток две лиги, адмирал дошел до выступа на южном берегу бухты и оттуда плыл тем же на правлением до мыса с очень красивыми берегами. Здесь была роща, в которой росли разнообразнейшие деревья, обремененные плодами, и, как полагал адмирал, среди этих плодов были различные виды пряностей и мускатные орехи. Но плоды эти еще не созрели, и поэтому определить их адмирал не мог. В средней части берега протекала река.
Глубина бухты просто удивительная. До самого берега на протяжении... (Пропуск в тексте. —
У берега же глубина 15 локтей; в любом месте бухты глубина велика, и дно чистое, и у берегов не видно ни одной мели.
Измерив глубину бухты на всем ее протяжении в юго-восточном направлении, на участке, где могли бы свободно разместиться, лежа в дрейфе (temporojeando), тысяча каррак, адмирал приступил к подобным же измерениям в северо-восточном направлении, следуя на протяжении более чем полу мили одним из рукавов бухты. Этот рукав повсюду был одинаковой ширины, словно проложили его по шнуру. Находясь в водах рукава, ширина которого была 25 шагов, нельзя было видеть вход в бухту, и поэтому казалось, что она замкнута. Глубина рукава повсюду была 11 локтей, дно песчаное и чистое. Даже в том месте, где лодка касалась бортом растущих на берегу трав, дно было на глубине 8 локтей.
Бухта эта очень оживленная и радостная, хотя берега ее безлесны.
Остров показался адмиралу более скалистым, чем ранее открытые земли. Деревья здесь были не такие крупные, и многие из них были испанских пород, как, например, каменные дубы, падубы и некоторые иные. То же самое можно было сказать и о травах. Остров горист, но на нем много равнинных мест, климат здесь прекрасный, но более холодный, чем на других островах. Хотя, строго говоря, то, что испытывают тут люди, холодом нельзя и назвать. Адмирал говорит о холоде, лишь сравнивая этот остров с другими землями.
Как раз против бухты лежит прекрасная долина, и в ней протекает река, впадающая в бухту. Адмирал предполагал, что в этой округе должны быть большие поселения, судя по тому, что уже видны были на море челноки и притом очень большие — подобные фусте о 15 скамьях. Индейцы при виде кораблей сразу же обращались в бегство.
Индейцы, которых адмирал вез с собой, очень стремились на родину, и адмирал говорит, что все время они думали, будто их в конце концов доставят домой. Теперь же они стали подозревать недоброе, потому что путь кораблей не лежал к их дому. И поэтому адмирал не верил их словам; впрочем, он и не понимал их, точно так же, как и они не понимали его. Адмирал говорит, что больше всего на свете они боялись людей, живущих на этом острове.
Для того чтобы вступить с местными жителями в пере говоры, необходимо было на несколько дней задержаться в бухте Св. Николая. Но адмирал решил идти дальше, отчасти, чтобы осмотреть побольше земель, но также и потому, что сомневался в устойчивости благоприятной для плавания по годы.
Адмирал, уповая на господа нашего, надеялся, что индейцы, которые были на кораблях, изучат кастильский язык, а он их [139] собственный, так что со временем, по возвращении сюда, он сможет беседовать со здешними людьми. [140]
И обращаясь к богу, он просит ниспослать ему добрую толику золота, прежде чем он тронется в обратный путь.
Все это адмирал, к своему великому удовольствию, установил, плывя вдоль берега при юго-западном ветре. Он говорит, что вышеупомянутый мыс удален от бухты Св. Николая всего лишь на расстояние выстрела из ломбарды и если в этом месте прорыть канал, то образуется остров в 3 или 4 мили в окружности.
Вся эта страна была очень гористая. Деревья были здесь не слишком высокие, такой же высоты, что и кастильские каменные дубы и падубы (madronos). В двух лигах от мыса Синкин адмирал приметил в разрыве линии гористого берега огромнейшую и сплошь возделанную долину, по-видимому за сеянную ячменем. Адмирал предположил, что в этой долине должны были располагаться значительные поселения.
За ней тянулась цепь очень высоких гор. Дойдя до мыса Синкин, он оказался в 32 милях от острова Тортуга, берега которого виднелись на северо-востоке. На расстоянии выстрела из ломбарды от мыса выдавался в открытое море высокий и хорошо заметный утес. На восток, четверть к юго-востоку от мыса Синкин, расположен был Слоновый мыс, до которого оставалось лишь миль 70, и берег между этими мысами казался очень высоким.
Следуя дальше, адмирал в шести лигах от мыса Синкин обогнул большой выступ берега. За этим выступом его взору открылись широкие долины и поля среди высочайших гор, и эта местность была во всем сходна с Кастилией.
В 8 милях далее он открыл очень глубокую реку, довольно узкую в устье, хотя туда могла бы войти одна каррака. При входе в устье не было ни мелей, ни подводных камней.
В 16 милях отсюда адмирал подошел к глубокой и широкой бухте. Ни у входа в нее, ни у берегов нельзя было достать дна, а в трех шагах от берега, на протяжении четверти лиги, глубина доходила до 15 локтей. Час был еще ранний — недавно [141] лишь миновал полдень — а небо было затянуто тучами и предвещало сильный дождь; непогода же опасна даже в хорошо знакомых местах, не говоря уже о незнакомых местах и водоемах. Поэтому, хотя ветер и был попутным, адмирал решил войти в бухту, которую он назвал гаванью Зачатия (Puerto de la Concepcion), и бросил якорь в устье небольшой реки, впадающей в море у оконечности бухты. Эта река протекала через долины и поля, изумительные по красоте. Адмирал распорядился закинуть в море сети, а затем на лодке отправился к берегу. Когда он шел водами бухты, в лодку впрыгнула рыба — бычок (liza) (?). Между тем до сих пор в этих морях кастильские рыбы еще не встречались. Сегодня же моряки вы ловили много рыб кастильской породы. Адмирал совершил небольшую прогулку вглубь страны. Везде были возделанные земли, а из рощ доносилось пение соловьев и других птиц, подобных кастильским. Он заметил вдали группу в пять индейцев, но они не стали дожидаться его и сразу же обратились в бегство.
Адмирал видел здесь мирты и другие деревья и травы, подобные кастильским; и вся эта земля с ее горами и долинами была похожа на Кастилию.
