А если боги подарят нам и завтрашний день, примем его с радостью. Счастливей всех тот, кто без тревоги ждет завтрашнего дня: он уверен, что принадлежит сам себе, а не нам-всем. Кто сказал “жизнь прожита”, тот каждое утро просыпается с прибылью.
Тут даже сам Гераклит отвесил челюсть.
Надо же, подумал я, вот бы и мне так здорово понимать и толковать речения Гераклита!
Откуда ни возьмись, появился славный Агатий в сопровождении телохранителей.
— Так как у тебя, Сократ, дела со Временем? — спросил он.
— Да нормально, вроде…
— Узнал, что такое Время? — спросил хронофил. Всех других он словно и не замечал, особенно Каллипигу.
— Спроси у Сенеки, — посоветовал Сократ.
— Все у нас, славный Агатий, чужое, одно лишь Время наше, — сказал Сенека-философ. — Только Время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его, кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили Время, не считают себя должниками, хотя единственно Время и не возместит даже знающий благодарность.
— Смотри, — пообещал хронофил. — Дождешься последнего совета от Нерона! — И отшел, даже не взглянув ни на Каллипигу, ни на Межеумовича.
Чем-то он, видать, был сильно расстроен.
— Так что будем покупать? — спросил Сенека-торговец. — Телогрейки или головоохладители?
— Если взять телогрейку, — сказал Сократ, — то она сейчас ни к чему. Наши тела уже и так здорово перегрелись. А если головоохладитель, то зимой голове и без того холодно.
— А сейчас? — спросил Сенека-торговец.
— Что сейчас? — не понял Сократ.
— А сейчас голове холодно?
— Жарко. И даже очень.
— Так берите головоохладители сейчас.
— Как же мы их возьмем, — удивился Сократ, — коли ты их продаешь?
— В этом самом смысле и говорю, Сократ.
— Мы возьмем в этом самом смысле, а для чего они нам зимой, когда и без того холодно?
— Так ведь голове жарко сейчас!
— Да. Но потом-то будет холодно.
— Ну? — не понял Сенека-торговец.
— Ну, — согласился Сократ. — Ведь все течет! Лучше для охлаждения головы я куплю тучку.
— Тут ты прав, — начал сдавать свои позиции Сенека-торговец, все более превращаясь в философа. — Все, что мы видим и осязаем, некий Платон не относит к числу вещей, истинно существующих. Ведь они текут и, согласно переминающемуся перед нами с ноги на ногу Гераклиту, непрестанно прибывают или убывают. Ведь никто в старости не остается тем же, кем был в юности, завтра никто не будет тем, кем был вчера. Наши тела уносятся наподобие рек. Все, что мы видим, уходит вместе со Временем, ничто из видимого нами не пребывает неподвижно. Я сам изменяюсь, пока рассуждаю об изменении всех вещей. Об этом и говорит набычившийся Гераклит: “Мы входим, и не входим дважды в один и тот же поток”. Имя потока остается, а вода уже утекла. Конечно, река — пример более наглядный, нежели человек, однако и нас уносит не менее быстрое течение, и я удивляюсь нашему безумию, вспоминая, до чего мы любим тело — самую быстротечную из вещей, и боимся однажды умереть, меж тем как каждый миг — это смерть нашего прежнего состояния. Так не надо нам бояться, как бы однажды не случилось то, что происходит ежедневно и ежесекундно. Это я говорю о человеке, существе нестойком и непрочном, подверженном любой порче. Но даже мир, вечный и непобедимый, меняется и не остается одним и тем же. Хоть в нем и пребывает все, что было прежде, но иначе, чем прежде: порядок вещей меняется.
Сенека-философ с победным видом оглядел необозримый базар. Сенека-торговец увидел неисчислимое число конкурентов и заключил:
— Для вас скидки.
— А почем стеганки? — оживился Межеумович.
— Вот это философский разговор! — обрадовался Сенека-торговец. — Да почти задарма отдаю.
— Нет, задарма — это дороговато, товарищ Сенека, — возразил диалектический материалист. — Даю половину задарма!
— Да и так ведь дешево отдаю! — озлился торговец.
— Ну, уж и дешево! — озлился и покупатель. — Да там вон только четверть задарма просят!
— У них и бери!
— И возьму!
— И бери!
— И возьму!
