— Разве это не значит иметь мозги набекрень?! Восхищаться пышностью Государственной Думы и не почитать красоту светил. Ведь в Думе, хоть и разукрашенной, нет души, а небо полно богов. Созерцайте же солнце, дающее жизнь душе. Пусть вся эта красота, — Гераклит обвел руками разгромленный базар, — не пройдет мимо вас. Наблюдайте также за бегом светил, — сказал Гераклит бегающим в каком-то неистовстве сибирским афинянам. — Вам говорят, что согласны с вами, — не спорьте.
— На Персию!
— Вам говорят: “Совершенствуйтесь, не грешите”. Всеобщий закон Логоса угрожает. Берегитесь наказания. Стремитесь к награде за добродетель и только в этом старайтесь одержать победу.
Веник его уже превратился в связку голых прутьев.
Но нам-всем уже казалось мало все разгромить, хотелось что-нибудь и поджечь. Все было празднично-буднично.
— Человек, по природе, существо мирное, а ведет себя, как свирепый зверь. Люди поднимают мечи на своих отцов, мечи на матерей, мечи на детей, братьев, друзей, сограждан, против одиночества и против толпы, против невинных животных и иноплеменников. Насытьтесь, наконец, несправедливостью, чтобы я мог обуздать свои слезы.
— На Персию! — крикнул Межеумович, стащил с себя новехонькую телогрейку и бросил ее в костер.
— А я чем хуже? — сам себя спросил Сенека-философ и начал бросать в мировой революционный пожар свои товары.
Откуда-то снова появился славный Агатий со своими сподвижниками и начал заключать с разгоряченными сибирскими афинянами массовые договора на сдачу Времени в рост.
Сегодня Времен он собрал много…
Славный Агатий приблизился к нам, но обратился лишь к Каллипиге:
— И что ты теперь будешь делать без меня?
— На панель пойду, славный Агатий, — беспечно ответила Каллипига.
Ну, нет! Этого я теперь не мог допустить!
— Иди, да только не сворачивай, — посоветовал хронофил.
Из глаз Гераклита текли слезы.
— Теперь я и сам вижу, — сказал ему Сократ, — что политикой ты и в самом деле не занимаешься.
Гераклит ничего не ответил и пошел, как полагаю, куда глаза глядели.
— Да и мне пора поспешить передать его привет Гермодору, — сказал Сенека-философ. — Не знаю уж, везти ли сюда еще какие товары?
— Время вези. Оно всегда в цене, — сказал Сократ.
И мы поплелись за Гераклитом, пока не догнали его возле храма Закону и Беззаконию. Гераклит играл с ребятишками в пристенок, но все больше проигрывал, не те, видно, были уже глазомер и ловкость. Но конвертируемый в Безвременьи фунт с хвостиком позволял ему проигрывать еще долго. Вечно.
Опечаленные таким его поведением сибирские афиняне начали собираться вокруг с предложением:
— Веди нас на Персию, Гераклит!
— Чего вы, негодные, собрались? — сказал Гераклит, как когда-то в родной Межениновке. — Разве не лучше заниматься этим, чем вместе с вами вести государственные дела?
— Я поведу вас на Персию! — вызвался Межеумович. — Но сначала построим социализм, хотя бы развитой. А там уж и до Персии будет рукой подать!
Но на Персию, как тут же выяснилось, вести нас-всех вызвался и славный Агатий. А Межеумович был тут же назначен его постоянным и временным помощником.
— Но сначала все-таки — социализм, — заикнулся, было, диалектический материалист.
— Конечно, — согласился славный Агатий. — Куда мы без социализма? Никуда…
Гераклит расхохотался и сказал:
— А ну вас всех! Пойду лучше в баню!
И посмотрел на свой обгрызенный веник. И действительно пошел.
Он еще не знал, что все бани давно приватизированы, и в тех из них, где еще не открылись бордели, бурлят такие толпы, что произвести помыв практически невозможно, если сначала хорошенько не намылиться, чтобы проскользнуть без очереди. Но с его-то тучностью… Сомнительно.
Гераклит удалялся, не переставая хохотать, так что даже вызвал этим своим непродуманным действием небывалые потрясения и обвалы деревянных домов и рублей в одном отдельно взятом интеллектуальном городе.
Славный Агатий и Межеумович тоже удалились: то ли подготавливать поход на несуществующую Персию, то ли строить непострояемый социализм.
У меня голова пошла кругом.
Глава сорок четвертая
