и просто общественными, но и общечеловеческими, общекосмическими, всеобщими и вечными.
А потом я упал и провалился в Аид, кажется.
Глава семнадцатая
Мне не спалось, и не потому, что спал я на полу, а просто, без всякой причины.
И вдруг кто-то, еще до рассвета, стал стучать изо всех сил в ветхую дверь сократовского дома. Ксантиппа, не столь рассерженная, что ей не дали выспаться, сколь испуганная, что безумный лиходей развалит дом, поспешно отворила дверь, и внутрь ворвался человек, заоравший, что есть мочи:
— Сократ, проснулся ты или еще спишь?
По голосу, да и по материалистическому поведению, я сообразил, что это исторический диалектик.
— А-а! Милый Межеумович, — сказал Сократ. — Уж не принес ли ты какую-нибудь новость?
— Принес, — ответил материалист, — но только хорошую.
— Ладно, коли так, — сказал Сократ. — Но какая же это новость, ради которой ты явился в такую рань?
Тут Межеумович, подойдя поближе, объявил:
— Марк Аврелий приехал.
— Позавчера еще, — сказал Сократ, — а ты только теперь узнал?
— И еще Гай Юлий Кесарь с Флавием Веспасианом!
— И эти тогда же. На одном, видать, пароходе переплыли Срединное Сибирское море.
— А я, клянусь несуществующими богами, узнал только вчера вечером. — И с этими словами, оттоптав мне ноги и ощупав кровать, Межеумович сел на нее. — Да, только вчера, очень поздно. Я все бьюсь над отчетом славному Агатию о симпосии у Каллипиги. Ни черта не получается! И о чем только вы там говорили? Так вот, принесла меня Каллипига домой, поужинал я и уже собрался на покой, но тут пришла с работы жена моя Даздраперма и говорит мне, что задержалась, потому что в “Высоконравственном блудилище” ждали высоких гостей из Третьего Рима, а они, видать, устав с дороги, не нашли сил прийти. Я хотел тотчас же бежать к тебе, но потом заподозрил, что не слишком ли уж поздний час. А лишь только отошел после вчерашнего возлияния, как сейчас же встал и пошел сюда. Это ведь славный Агатий пригласил их.
Сократ, зная его мужество и пылкость, спросил:
— Да что тебе в этом? Уж не обижает ли тебя чем-нибудь славный Агатий?
— Как может кого-нибудь обидеть Славный Агатий?! Ты, видать, совсем сдурел, Сократ! Славный Агатий организовал международный симпозиум по проблемам Пространства и Времени.
— А-а… — сообразил Сократ. — А великие физики, Гай Юлий Кесарь, Флавий Веспасиан и Марк Аврелий, на него именно и приехали?
— Точно. А к тебе я пришел, чтобы пригласить на это ученый симпозиум.
— Пойдем, конечно, — легко согласился Сократ, — но только не сразу, дорогой мой, — рано еще. Встанем, выйдем во двор, прогуляемся под пропилеями и поговорим, пока не рассветет, а тогда и пойдем.
С этими словами они поднялись, а за ними последовал и я, вышли из избы и стали прохаживаться по затоптанному двору. При этом Межеумович пристально вглядывался в темноту, стараясь рассмотреть мраморные колонны, окружающие сократовский двор, но пока что ничего не увидел.
— Денег на трамвай нет, — объявил, наконец, диалектик.
— Откуда им взяться, — согласился Сократ.
— Тогда идти надо. Успеем еще зайти к Протагору, который тоже приехал и ведет себя вызывающе.
— Чем же тебя обидел Протагор? — поинтересовался Сократ.
— Тем, Сократ, клянусь несуществующими богами, что он считает себя мудрым, а меня нет.
— Но, клянусь собакой, — сказал Сократ, — если дать ему денег и уговорить его, он и тебя научит мудрости.
— Да, если бы за этим дело стало, — сказал Межеумович, — Отца и его бессменных Продолжателей беру в свидетели, ничего бы я не оставил ни себе, ни Даздраперме, ни ее приюту страждущих. Но из-за того-то, по правде говоря, я теперь к тебе и пришел, чтобы ты поговорил с ним обо мне. Ну отчего бы нам не пойти к нему, чтобы застать его еще в отеле. Он остановился, как я слышал, в трехзвездной “Сибириаде”.
— А международный симпозиум?
— Да никуда он не денется, этот симпозиум! Подумаешь, физики!
— Хорошо. Вот теперь мы с тобою отправляемся к Протагору и готовы отсчитать ему денег в уплату, если достанет нашего имущества на то, чтобы уговорить его считать тебя мудрым, а нет, так займем еще у друзей. Так вот, если бы, видя такую нашу настойчивость, кто-нибудь спросил нас: “Скажите мне, Сократ и Межеумович, кем считаете вы Протагора и за что хотите платить ему деньги?” — что бы мы ему ответили? Кем называют Протагора, когда говорят о нем, подобно тому, как Фидия называют ваятелем, а Гомера — поэтом? Что в этом роде слышим мы относительно Протагора?
— Софистом называют этого человека, Сократ, — ответил Межеумович.
